Роберт Беннет - Город чудес

Сигруд входит. Дверь за ним захлопывается. Он едва это замечает.

Он идет к костру, который манит сиянием и теплом. Сигруд должен подойти к огню, потому что здесь внезапно стало так холодно, верно? Да, верно — он видит, как в отдалении между деревьями идет снег, и свет далекой луны превращает его в зыбкое подобие белых колонн.

Сигруд подходит к одному из бревен-скамей и протягивает руки к огню, желая согреться. Его правая рука становится горячей — но не левая, как он замечает.

В долине звучит голос, низкий, мурлычущий и теплый, и доносится он отовсюду, как будто сама долина и говорит:

— Добро пожаловать, Сигруд йе Харквальдссон. Я вот уже какое-то время с нетерпением ждала встречи с тобой — с человеком, которого дважды коснулась тьма, с человеком, который живет без надежды. Это, я думаю, будет очень интересная беседа.

Сигруд смотрит сквозь пламя и видит женщину, сидящую на бревне с противоположной стороны костра. Она невысокого роста, толстая, лысая и голая до пояса, одетая в юбку из пихтовых ветвей и больше ничего. Она курит старую костяную трубку, длинную и тонкую, которую зажигает, держа над огнем.

— И было очень мило с твоей стороны постучать, — говорит она. Шмыгает носом и раскуривает трубку. — Остальные до этого так и не додумались.

Ивонна Стройкова пытается подавить зевок, пока глядит в зеркало перед окном. Сигруд научил ее этому трюку перед уходом: окно надо занавесить легким тюлем, установить перед ним под углом зеркало — и тогда можно выглядывать наружу так, что оттуда тебя будет очень сложно заметить. Из этого окна открывается вид на главную дорогу, что ведет через усадьбу Вотрова, — но это всего лишь один из способов попасть в главный дом, так что Ивонна крепко сжимает винташ, который лежит у нее на коленях.

Тати вздыхает по другую сторону комнаты, читая свою книгу.

— Это невыносимо.

— Знаю, — говорит Ивонна.

— Чего же мы ждем? — спрашивает девушка. — Прошло уже много часов. Он позвонит? Пришлет гонца? Сколько нам еще ждать?

— Он сказал, что не знает. Я верю ему.

— Верить ему — не проблема. Проблема в том, что он не лучше нас понимает, во что ввязался, и…

Она замолкает. Ивонна не спускает глаз с зеркала и решает не оборачиваться.

— Тати? — спрашивает она.

Тишина.

Ивонна бросает взгляд через плечо. Тати сидит в кресле в углу с книгой на коленях, но не читает: она смотрит прямо перед собой, глаза ее тусклые, рот открыт.

— Тати? — снова зовет Ивонна.

И опять ничего. Девушка медленно моргает.

— Что случилось? Тати? Скажи что-нибудь! — наконец Ивонна поднимается и подходит к девушке. Встает перед ней на колени и трясет, схватив за плечи. — С тобой все в порядке? Тати? Да ладно, детка, не поступай со мной так сейчас…

Тати делает сбивчивый вдох. Потом она тихо говорит:

— Лиса в курятнике…

— Лиса? Ты о чем?

— Лиса забралась в курятник, — опять произносит Тати. И снова медленно моргает. Ее глаза распахиваются, зрачки расширяются, и внезапно Ивонна понимает, что Тати видит нечто, недоступное ей самой.

Ивонна такое наблюдала лишь один раз: на вокзале в Аханастане, прямо перед тем, как Тати каким-то образом предсказала, что за ними следят.

— Он войдет, — медленно бормочет девушка. — Он нашел путь. Они не смогут его остановить. Он собирается пожрать их всех.

— Что? — спрашивает Ивонна. — Кто? О ком ты?

— И мама, — шепчет Тати. — Мама… она умрет. Она умрет снова…

— Что?! Тати… Тати, ты… — Скривившись, Ивонна замахивается и бьет Тати по щеке. Она не уверена, хочет ли разбудить Тати или просто до смерти испугалась и стремится это прекратить.

Тати быстро моргает, ее взгляд делается сосредоточенным, и она касается щеки.

— Я… я…

— Тати, — говорит Ивонна. — Ты меня слышишь?

Тати озирается, словно не понимая, как попала сюда. Потом смотрит на Ивонну в ужасе.

— Парк! — говорит она. — Большой парк, здесь, в Мирграде! Там девушка, и… нам надо туда, сейчас же!

— Что? Да о чем ты…

— Я не понимаю, так что не проси меня объяснить! — кричит Тати. — Просто послушай меня! В городе есть какой-то большой парк, а в нем будка, и там стоит девушка — мы должны туда отправиться и предупредить, чтобы их увели оттуда, увели! Они в опасности, он придет за ними, и у нас не так много времени, тетушка!

— Большой парк? Но тут их много… — она замолкает. Она знает, что это неправда. На самом деле в Мирграде только один по-настоящему большой парк. — Престол Мира, — говорит Ивонна. — Но кто там, Тати? Кого мы попытаемся спасти?

— Всех! — кричит Тати. — Всех до единого! У нас еще остался один шанс, но надо идти сейчас, сию секунду, немедленно!

Глубоко в иной реальности убежища Таваан идет вдоль ряда коек, смотрит на спящих братьев и сестер. Кто-то выглядит спокойным, кто-то — встревоженным, и на спящих лицах слабо отражается боль. Таваан глядит на них с некоторым удивлением — ибо она, хоть и является божественным воплощением сна, сама не спит по-настоящему и не видит снов. Как рыба не понимает воду, Таваан не понимает, в чем суть отдыха.

Она подходит к мягкому креслу Комайд и обнаруживает, что пожилая женщина не спит — сидит, ссутулившись, с полуоткрытыми глазами. Она вызывает у Таваан что-то вроде неприязни: ведь это Комайд предложила создать такое место, и хотя Таваан во многих смыслах богиня убежища, она одновременно его пленница, обреченная беречь спящих братьев и сестер, а также эти полсекунды жизни старухи, которые Мальвина скрутила петлей и преобразила, выйдя далеко за пределы положенного срока.

Таваан недолго наблюдает за Комайд, а потом спрашивает:

— Получится?

Комайд хрипло вздыхает.

— Олвос бывает непредсказуемой. Но она также решительна. Будет нелегко.

— Решительна?

— Она принципиальна, — уточняет Комайд. — Полагаю, Божество может позволить себе принципиальность, если никто другой не…

Комайд не завершает фразу. По другую сторону огромных деревянных дверей на дальней стене комнаты раздается шум: ужасно громкий лязг, как будто какая-то массивная машина только что безнадежно сломалась, ее шестерни обнажились, а шатуны лопнули пополам.

Звук гулко разносится по комнате. Спящие ворочаются в кроватях, ерзают и стонут.

Комайд и Таваан сидят неподвижно и прислушиваются. Больше звуков нет.

— Мне это не нравится, — говорит Комайд. — Это… нормально?

— Нет, — тихо отвечает Таваан. — Вовсе нет.

Сигруд смотрит сквозь огонь на женщину. Она та самая, которую он повстречал за стеной, но теперь странно изменившаяся. Не считая перемен в одежде, при взгляде на нее он чувствует странное головокружение, как будто смотрит вниз с края утеса.