Роберт Беннет - Город чудес

— Некоторое время, — сказал он ей. И опять повернулся к воде. — Пока ничего не поймал.

Она подошла и встала у него за спиной, глядя сверху вниз.

— Ты рыбачишь уже четвертый день. Но мало что поймал.

— Наверное, разучился.

— Если так, то у тебя не очень-то получается научиться заново.

Сигруд вытащил леску, посмотрел на сардину и опять швырнул ее в воду.

— Карин спрашивала о тебе, — сказала Хильд. — Она видела тебя всего один раз. Хочет увидеть снова. Она этого не говорит, но я-то понимаю. Ты не мог бы вернуться в дом?

Сигруд ничего не сказал.

— Это ее право, Сигруд. Она имеет право видеть своего отца.

— Правда? — сказал он. — А меня можно назвать ее отцом?

— Что ты имеешь в виду?

Он промолчал.

— Пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.

— Я… я чувствую, что когда она смотрит на меня, то видит то, чем я не являюсь, — сказал Сигруд. — То, чем я, наверное, уже не смогу стать.

— Это неправда. Ты изменился — конечно, изменился, но остался самим собой.

Сигруд мрачно смотрел на воду, наблюдая, как леска поднимается и опускается.

— Через три дня из Галадеша вернется Сигню, — сказала Хильд. — Она помнит тебя еще лучше, чем Карин. И ей пришлось нелегко. Ты хотя бы ее поприветствуешь? Хотя бы к ней придешь?

— Я… попробую, — с неохотой сказал он.

Хильд промолчала. Затем подошла к нему, присела и наклонилась так, чтобы он не смог избежать ее взгляда. Он настороженно посмотрел на нее, чувствуя себя так, словно она читала в его шрамах все тайные сомнения, которые он испытал после возвращения.

— Помнишь, как мы встретились, муж мой? — резко спросила Хильд. — Помнишь, что я тебе сказала — мои самые первые слова, обращенные к тебе?

Сигруд на миг заглянул в ее лицо. Потом отвел глаза и начал снова вытаскивать леску.

— Нет, — сказал он.

Хильд посидела рядом с ним еще несколько секунд. Потом встала и ушла, скрылась из вида.

Конечно, это была ложь. Конечно, он помнил, что она сказала ему при первой встрече — он неуклюже ввалился на болота и спросил, чем она занята, и Хильд рявкнула в ответ: «Ты распугаешь всех лягушек, тупой дурень!» А в те дни он был кем-то вроде принца, и с ним никогда не разговаривали в таком тоне, отчего он и запал на это грязное, свирепое существо с длинным изящным копьем.

Почему он солгал? Почему сказал, что забыл? В тот момент это оставалось загадкой, но теперь, когда прошлое вертится вокруг Сигруда, ему кажется, что он понимает.

Причина была та же самая, по которой он не пошел на первую встречу с Сигню, почему заставил ее ждать в доме много часов, пока сам охотился на лося, почему избегал ее и остальную семью с яростным отчаянием.

Потому что ему было страшно. Он боялся пытаться вести себя достойно, потому что не сомневался, что потерпит неудачу.

Эта секунда улетает прочь. Мир вращается, снова и снова.

А потом…

Он ударяется о воздух. Сильно.

Сигруд задыхается. Он как будто падает, но нет — идет по обочине дороги, слева земля уходит вниз, на спине у него очень тяжелый ранец. Он пытается переориентироваться, справиться с этой внезапной переменой в… ну, во всем. Но не получается, и он валится боком в кусты, и ветви царапают его лицо и руки.

Он лежит там несколько секунд, глядя на бледное утреннее небо. Делает вдох — похоже, он позабыл дышать в какой-то момент во время этого испытания, — а затем медленно садится.

Озирается. Он вернулся на юг Континента — чтобы в этом убедиться, достаточно просто посмотреть вокруг. Но внезапность изменений настолько сильна, настолько невероятно странна, что накатывает тошнота.

«Весь мир можно изменить в один миг, — думает он. — Весь мир. Без остатка…»

Он поворачивается боком, и его рвет в кусты. Это большей частью каша, и от конвульсий болят ребра — его бок совсем не так исцелился, как когда он встретился с Мальвиной. По этим двум вещам он может догадаться, где находится — и когда.

Он встает и, шатаясь, бредет по дороге к белым воротам на ферму Ивонны, что виднеются впереди.

«Я там, где был, когда отправился за автомобилем, — думает он. — Я собирался добыть машину и поехать в Аханастан, где предстояло встретиться с человеком Ивонны… Но я помню море, корабль и Мальвину».

Он трет глаза, прижимает основание ладоней ко лбу.

— Неужели все случилось на самом деле? — хрипло спрашивает он. — Неужели все это и впрямь произошло?

Все кажется реальным. И даже более чем реальным, если в этом есть хоть какой-то смысл. Он помнит, как хрустели кости под ногами, как капала вода внутри «Салима», и помнит затуманенные, серебристые глаза Мальвины…

Сигруд идет к белым воротам. «Как я все объясню Ивонне и Тати? Я даже не уверен, смогу ли объяснить это себе».

Когда он проходит через ворота, увиденный миг из прошлого обжигает его разум. Женщина и девушка, одни в доме, ждут его. Странный стыд заполняет его нутро, пока он идет к фермерскому дому Ивонны, где его ждут другая женщина и другая девушка.

«Неужели я и вас подведу?»

Где-то во тьме — во тьме за всем, под всем — мальчишка чувствует, как все меняется.

Мир изгибается, растягивается, а потом все встает на свои места. Это длится всего мгновение. Кто-то только что трогал вещи, гнул их, а теперь пытается быстренько все расставить по порядку.

В своем чистейшем состоянии Ноков не имеет лица, но будь все иначе, он бы в этот момент нахмурился.

«Что это было?»

Он зондирует края мира, ощущая искажения.

Расширения. Сокращения. Болтающиеся опухоли дрейфуют сквозь реальность. Раздутые вены рассекают пространство и время. Он пытается высмотреть источник беспокойства…

На востоке физического мира. Далеко на востоке. Очень далеко. Там что-то сдвинулось. Нет, не просто сдвинулось — там случилось попросту колоссальное нарушение: кто-то переделал прошлое, и в воздухе повисла дыра — как если бы смертного вырвали из реальности и засунули куда-то еще.

Но зачем кому-то из его братьев и сестер отправляться туда? Блуждая столь далеко от Континента, они теряют собственную силу, становятся похожими на смертных. И там нет ничего, кроме…

Ноков застывает.

«Нет.

Нет, нет, нет, нет…»

Он в панике ищет любое неожиданное появление, внезапные признаки смертного разума или тела. Он обнаружил, что такое куда проще отследить, чем перемещения его братьев и сестер, поскольку они, будучи божественными, как и он, могут скользить сквозь стены, оставляя лишь слабые возмущения в реальности. Но смертные и прочие порождения физического мира… Ну, это все равно что протолкнуть манго в сливное отверстие раковины.

Его разум с легкостью находит искомое. Еще одно возмущение в Аханастане, разумеется — прямо у него перед носом. Как раз там, куда отправился дрейлинг, вырвавшись из владений Нокова.