Ричард Кэдри - Сэндмен Слим [litres]

– Вы проделали роскошную работу, джентльмены, – говорит он, одаривая меня снисходительной улыбкой. – Но только один из вас остался роскошным. Другой испортил костюм. Впрочем, не волнуйтесь. У меня их миллион. В буквальном смысле.

– Ты не сказал нам, что Авилу охраняют маги, – говорю я.

– Неужели? Это что-то новенькое. Но вы приняли вызов и великолепно справились с заданием. Буду с нетерпением ждать новых совместных дел.

– Что еще ты не рассказал про Авилу? Ты же знаешь, что они прячут за белым пятном на чертежах, я прав?

Мунинн становится серьезным:

– Вам лучше об этом не знать. Даже мне хотелось бы об этом забыть, а я видал целые цивилизации, погребенные в соли или во льду.

– Что там такое?

Мунинн качает головой.

– Бордель. Особо секретный. Элитное заведение, полное существ, редко встречающихся на Земле. Но истинная причина, по которой туда ходят те, кто не боится рискнуть душой и телом, – это удовольствие от насилия над пленным ангелом. Там держат тех, кто был ранен во время восстания Люцифера и упал на Землю, и нескольких новых, которых удалось поймать с тех пор. Хотя я не представляю, как можно захватить ангела. – Мунинн смотрит на меня. – Ну что? Теперь довольны? Будете спать крепче сегодня ночью? Молодой человек, в мире встречаются вещи настолько нечестивые, что единственная от них ценность – это вовсе о них не знать.

Я оттираю кровь с губ рукавом смокинга, а Мунинн тем временем приносит бутылку, покрытую настолько толстым слоем пыли, что она вполне могла застать Ноев ковчег. Затем он разливает напиток в три хрустальных бокала и поднимает один из них. Мы следуем его примеру.

– За Бога наверху, – произносит он и выплескивает напиток через правое плечо. Мы с Видоком делаем то же самое.

Мунинн наливает еще по одной.

– За Дьявола внизу, – и выплескивает напиток через левое плечо. Как и мы.

Затем Мунинн наполняет бокалы в третий раз, наливая в них в два раза больше напитка, чем в первые два раза.

– За нас. За тех, кто действительно работал сегодня, в то время как те двое играли в карты на души несчастных дураков.

Он поднимает бокал и осушает его одним глотком. Напиток жжет, как ароматизированная аккумуляторная кислота, но я, по крайней мере, больше не чувствую крови.

Мунинн опускает бокал на стол, берет с другого его конца синюю бутылку и ставит перед Видоком.

– «Спиритус Деи», мой друг.

Видок широко улыбается.

– Благодарю. Здесь даже больше, чем я рассчитывал.

– Если есть еще, можно, я возьму немного? – спрашиваю я. – Хочу обработать им пули. Возможно, придется стрелять в тех, кого убить непросто.

Мунинн идет к полке и возвращается с уменьшенной копией бутылочки, которую он дал Видоку.

– В счет причитающейся суммы.

– Спасибо.

– Кажется, я еще должен немного наличными.

– Было бы здорово. Под этими часами и костями найдется банкомат?

Мунинн идет в угол пещеры, заваленный двадцатифутовой кучей из коробок с банкнотами и сундуков с золотыми и серебряными монетами. Маленький человек роется в этой куче, как старый чудак, выбирающий самый спелый персик в продуктовом магазине.

– Во!

Он достает коробку, маркированную надписью «Государственное казначейство США». Затем вынимает оттуда и протягивает мне аккуратно перетянутую пачку новеньких купюр. Я отгибаю пачку, наслаждаясь весом денег в руках. Здесь только сотенные. После продавщицы из «Пончиковидной Вселенной» это самое красивое зрелище, какое я видел с тех пор, как вернулся на Землю.

Над плечом Мунинна висит стеклянный декантер [73] Декантер (или декантатор) – графин-отстойник, чаще всего для вина. с трепещущим внутри крошечным синим пламенем – не больше спичечной головки.

– Это то, о чем я подумал? – спрашиваю я.

– А о чем вы подумали?

– Он похож на Митру. На первый огонь.

– Вы абсолютно правы. Это первый огонь во Вселенной. И он же последний. Многие как в этом мире, так и в других верят, что в конце времен Митра вырвется на свободу и начнет расти, пока не сожжет все Мироздание. Пепел, оставшийся от нашего бытия, удобрит почву для следующей Вселенной.

– И сколько он может стоить?

– Он не продается. Но если бы продавался, то стоил бы столько, сколько вам не накопить ни за эту жизнь, ни за тысячу следующих. Вы слишком амбициозны. Не торопите события, мой друг. Если мы станем сотрудничать регулярно – а я думаю, это возможно, – то ваши гонорары значительно возрастут и станут куда более интересными.

Я раскладываю купюры, который выдал мне Мунинн, по внутренним карманам смокинга.

– Чей заказ мы сегодня выполняли? – спрашиваю я.

– Это конфиденциальная информация.

– Хотя бы намек…

– Ответы просты, но намеки стоят денег. Приберегите пока заработанные, они вам пригодятся. Хотя бы для того, чтобы приобрести новый костюм, – отвечает он, трогая дырку на моем рукаве, прожженную золотыми искрами.

Приходится прощаться и идти наверх – в магазин Мунинна.

– Вас не затруднит подобрать монеты, которые вы уронили?

Я машу рукой и, поднимаясь вверх по лестнице, собираю все до одной. В магазине я ссыпаю монеты обратно в вазу, из которой их украл.

Уже в лифте Видок спрашивает меня:

– А на кой тебе знать, кто именно клиент Мунинна?

– Попасть точно в логово Джейн-Энн – это немыслимое совпадение. С тех пор как я вернулся, я уже второй раз случайно натыкаюсь на члена Круга. Я хочу знать, не подставляет ли меня кто-нибудь.

– Мунинн никогда тебе не скажет. Для него это вопрос чести. С этим надо быть поосторожней.

Лифт останавливается на втором этаже, и Видок открывает бронзовую дверь.

– Знаешь, я уверен, что скоро станет хуже, – говорю я. – Сегодняшняя стычка с толпой болванов покажется сущим пустяком…

– Есть такая поговорка, – перебивает он. – «Inter urinas et faeces nascimur». Что значит «Мы рождаемся между мочой и дерьмом». Когда-то во Франции меня хотели убить очень многие. Из тех, кого я когда-то отправил в тюрьму. Местная полиция никогда не верила, что я перестал быть жуликом и вором, каким был в молодости. Даже «Сюрте» [74]– специальная полиция, которую я создал в Париже, основанная на истинно научных принципах, – даже они в конце концов были развращены теми, кто у власти, и обратились против меня. Большая часть того, что я построил, была отнята у меня лжецами и ублюдками. Так что, если ты намекаешь на то, что я должен уйти и не связываться с тем, что грядет, – поцелуй меня в задницу. То, что творят Мейсон и его друзья, – слишком человеческое. У него есть сила, возможно, самая большая сила, которая была когда-либо у мага за всю историю, но он всего лишь человек. А людей я не боюсь.

– Пойдем, что ли, напьемся?

– И будем ссать на врагов свысока? Пошли.