Роберт Беннет - Город чудес [litres]

– Но перемены происходят медленно, – говорит Ивонна. – И больно. И по чуть-чуть.

– И эти люди в гондоле позади нас, – медленно говорит Тати. – Женщина с желтыми глазами, и ее друзья, и человек, который убил маму… Они совсем не изменились. Верно?

– Верно, – говорит Сигруд. – Не изменились.

Тати медленно опускает недоеденный бутерброд.

– Если бы она была… больше похожа на Винью… если бы она с готовностью отправляла в тюрьму или ссылку тех, кто выступал против нее, – моя мама была бы все еще жива?

– Как знать, дорогая, – с печалью говорит Ивонна. – Что сделано, того не воротишь.

– Но ничего не сделано! – восклицает Тати. – Оно все еще делается! Те люди все еще пытаются разрушить все, что сделала мама!

– Это верно, – говорит Сигруд. – Но если бы твоя мама была тем человеком, который преследовал бы и угнетал тех, кто выступал против нее, – если бы она была премьер-министром, способным уничтожить тех самых людей, которые преследуют нас прямо сейчас, покончить с ними раз и навсегда, – тогда я очень сомневаюсь, что она смогла бы стать человеком, способным удочерить тебя, Тати.

Девушка опускает голову.

– О чем ты говоришь?

– Я думаю, – медленно произносит Сигруд, – что с Шарой все так вышло не потому, что она была слабой или снисходительной. Я думаю, все дело в том, что она была Шарой. И ничто не могло пойти другим путем.

Она устремляет на него взгляд горящих темных глаз.

– Но ты-то не будешь с ними снисходительным, верно?

– Верно, – подтверждает дрейлинг. – Не буду.

– Хорошо, – мрачно говорит она. – Они этого не заслужили. Если бы я могла, я бы… я бы…

Наступает момент тишины. Сигруд краем глаза смотрит, как Тати грызет свой сэндвич. «Девочка скорбит, – думает он. – В таких чувствах нет ничего необычного».

– Пока я не забыл, – говорит Сигруд. – Ешьте как следует, но, пожалуйста, не пользуйтесь нужником.

– Прошу прощения, чем? Нужником? – спрашивает Ивонна.

Он кивает, жуя.

– Пользуйтесь общим, возле салона. Ну, если придется.

– Могу ли я спросить, с какой стати ты диктуешь, какой уборной нам пользоваться? – интересуется Ивонна.

Он откусывает целый шмат бутерброда.

– Вы когда-нибудь замечали, каким путем в твой дом попадают тараканы и крысы?

Тати морщит нос.

– Думаю, мама нанимала для этого специальных людей…

– Двери, – перебивает Сигруд. – Окна. Но еще канализация и водопровод. Для труб, соединений и всего прочего нужно очень много места. Это странная вещь, закачивание воды под давлением внутрь здания. Для этого требуется пространство, и через него входит и выходит множество самых неожиданных вещей.

– И что? – спрашивает Ивонна. – Что будет входить и выходить через туалет, хотя не должно?

Еще кусок.

– Я.

Тати таращится на него.

– Собираешься смыть себя в унитаз?

– Нет. Я его уберу. Потом открою люк, через который выкачивают содержимое резервуара с отходами. Потом выберусь из этой гондолы на одну из опорных башен, подожду и прыгну на… – он указывает на юг, в сторону их преследователей, – следующую гондолу.

Тати роняет челюсть от изумления.

– И что ты сделаешь потом?

Он приканчивает бутерброд и достает трубку.

– То, что у меня получается лучше всего.

Ивонна опускает свой бутерброд.

– Ты собираешься вытащить унитаз, пробраться через дырку на башню – не важно, сколько сотен футов будет до земли, – и просто ждать, когда мимо тебя проедет гондола, полная убийц?

Он зажигает спичку, раскуривает трубку.

– Да. – Потом, поразмыслив, говорит: – Я бы предпочел, чтобы туалетом не пользовались, но это не так уж необходимо.

– А это… это может получиться? – спрашивает Тати.

– Завтра будет сильный буран, – поясняет он. – Они меня не увидят. Да никто и не ждет чего-то в этом духе.

– Я бы, мать твою, точно не ждала! – восклицает Ивонна. – Почему бы просто, я не знаю, не предупредить экипаж, что нас преследуют?

– Они, скорее всего, остановятся на очередной платформе, чтобы разобраться, – говорит Сигруд, – а потом увидят, что в следующей за нами гондоле полным-полно агентов министерства, которые в свой черед отодвинут команду в сторону, арестуют нас и увезут в какое-нибудь мерзкое место, где будут делать с нами очень мерзкие вещи.

– Как ты вернешься? – спрашивает Тати.

Он хмурится, размышляя.

– Сейчас это не главное. Главное – это чтобы мы и остальные в этой гондоле не погибли.

Ивонна вытирает глаза.

– И что мы будем делать, пока ты посреди бурана штурмуешь вражеское судно, словно какой-то нелепый воздушный пират?

– Я бы хотел, чтобы Тати спряталась в каком-нибудь безопасном месте. А вот ты, Ивонна… – Он смотрит на кофр.

– Что? – спрашивает Стройкова.

– То, что сказала Тати… что у сайпурки есть устройство, которое бросает бомбы.

– И? – говорит Ивонна.

– Кажется, я знаю, о чем речь. Эта штука стреляет липкими бомбами – минами, которые приклеиваются. Мы однажды ими воспользовались, чтобы потопить корабли. Мы подплывали на веслах и швыряли мины на слабую часть корпуса, к которой они и приклеивались. В те времена пользовались таймерами, но теперь, наверное, их заменили радиопередатчики. Я полагаю, это устройство выстреливает их на несколько сотен футов. Очень мерзко, очень удобно и очень тихо – ну, по крайней мере, до детонации.

– Опять же – и?.. – спрашивает Ивонна.

– И… ты сказала, что практиковалась с винташами. – Он попыхивает трубкой. – А по тарелочкам стреляла? На уток охотилась?

Ивонна бледнеет.

– Ох, батюшки…

На следующий день они готовятся.

Снег все идет и идет. Большие куски снежного покрова отваливаются с верхней части гондолы, словно рассыпающаяся глазурь с торта. Но не видно, как далеко они падают: снежные хлопья такие крупные и летят так быстро, что никому не удается всмотреться дальше чем на сорок – пятьдесят футов вниз.

Сигруд много времени тратит на изучение и подготовку уборной. Воспользовавшись украденными инструментами, он откручивает панели вокруг основания унитаза и осматривает трубы внизу.

– Думаю, отключить воду будет нетрудно, – говорит он. – А потом – отсоединить унитаз и убрать его. Выбраться наружу через корпус – вот что сложно…

– Такое чувство, что мы устраиваем побег из тюрьмы, – замечает Ивонна.

– Нет, – отвечает Сигруд. – Это проще. – Потом он вспоминает про высоту. – Наверное.

Он все собирает обратно, перед тем как стюард приносит им обед – на этот раз какой-то плоский сырный хлеб, который дрейлингу совсем не нравится. Как только стюард уходит, они закрывают и запирают дверь и подпирают ее кофром, а также одним из немногих стульев, что имеются в их частной каюте.

– Готова? – спрашивает Сигруд.