Макс Фрай - Так берегись [litres]

В Дабулти Гори ничего не знают про Агату. Когда Агата умерла, ветры стали такими холодными, словно дули не из разных сторон, а из сказочной страны Чумморании, где вечно царит так называемая зима, удивительный лютый холод, от которого вода замерзает; в такие глупости, конечно, и дети не верят, но когда ветры стали холодными, даже взрослые призадумались: а вдруг они и правда где-нибудь существуют – волшебная страна Чумморания и сказочная зима? Заперлись в домах, трижды вежливо извинившись перед ветрами – мы вас по-прежнему любим и уважаем, но очень замёрзли – закрыли окна, закутались в одеяла, варили вино, гадали, какой теперь будет жизнь, но наутро ветры опомнились, снова стали тёплыми, ласковыми и приветливыми, как всегда.

Больше почти ничего не вижу, только что со священного дуба в роще Шуайи упало шесть белых листьев; на Радужной площади Шаль-Унавана треснул один булыжник; над Гранатовой улицей на окраине Лейна в полночь c громкими криками метались стеклянные птицы, которых прежде считали немыми; в заснеженном поле, над которым заночевал летающий город Рувай, расцвёл никому не известный в тех краях василёк; в главном замке братства учёных магистров Айфарии лопнула бочка с их лучшим вином из сушёного винограда; в Шагони, столице герцогства Хирру, одновременно погасли все янтарные фонари, а на берег Шумного моря возле рыбацкой деревни Уф-Фатта прибило волной бутылку с моей запиской: «Я ничего не знаю про Агату кроме того, что сперва Агата жила, потом умерла, но уцелели, стоят и сияют все её волшебные королевства, все придуманные Агатой, оживлённые её дыханием, овеществлённые её любовью миры». Но рыбаки были в море, их дети спали, и бутылку с запиской никто не нашёл до утра, а потом начался прилив.

Я прочитал это два раза – сперва бегло, в надежде опознать текст и вспомнить, откуда он взялся. Но не вспомнил, вообще ничего не понял, поэтому перечитал снова, медленно и внимательно. Наконец положил табличку на стол. Спросил Шурфа:

– Это что такое вообще?

– Самопишущая табличка, которую ты достал из кармана, – напомнил он. – Я надеялся, ты объяснишь, откуда взялась эта запись, но уже понял, что ты сам не знаешь. И даже не возьмёшься предположить.

– Не возьмусь, – согласился я.

– Зато я, пожалуй, возьмусь. Эта табличка была у тебя в кармане, когда ты спал на Тёмной Стороне…

– Я там не спал.

– Ладно, назовём это словом «дремал». Только не заливай, что бодрствовал. Неужели ты правда думаешь, будто я спящего от бодрствующего не отличу? Но я сейчас не об этом. А о том, что ты достаточно долго находился на Тёмной Стороне наедине со своей скорбью. И на табличке, лежавшей в твоём кармане, каким-то образом появились вот эти письмена.

– Ты к чему клонишь? Хочешь сказать, это Тёмная Сторона написала? Тёмная Сторона умеет писать?!

– Умеет она писать, или нет – неправильная постановка вопроса, – пожал плечами мой друг. – Теоретически, на Тёмной Стороне вообще всё возможно. Удивительно тут другое. Похоже, Тёмная Сторона решила поговорить с тобой по-человечески. Просто как друг. И подобрала для этого подходящие слова. Выглядит так, словно наш Мир тоже полюбил твоё наваждение. И вместе с тобой скорбил, что его пришлось отменить.

– Агата сейчас непременно сказала бы, что мы подлые твари, – вымученно улыбнулся я. – Уничтожили беззащитную женщину, раздали её миры на потеху чужим дядям и тётям, а теперь сидим тут живые в тепле и уюте, потягиваем вино и рассуждаем, какие мы великие люди, что вместе с нами скорбит аж целый Мир.

– И была бы отчасти права, – хладнокровно заметил Шурф. – В этой истории каждый по-своему прав. И по-своему, как ты выразился, «подлая тварь». Но она всё равно мне нравится. Точнее, мне нравится здесь сидеть, – для убедительности он похлопал по тёмной деревянной столешнице. – И гулять по ночным улицам Авушаройи мне очень понравилось. И жемчужные воды океана Кэймоши. И Драконьи горы на планете Уэрр-Круашат…

Я молча кивнул, потому что слёзы, с которыми я всё это время вполне успешно боролся, наконец подступили к горлу и не давали мне говорить.

Шурф встал, поднял меня с места, и, ни слова не говоря, куда-то за собой потянул. Вывел на улицу, где как раз наступили сумерки, было очень тепло и пахло недавним дождём. Всюду разгорались алые и зелёные фонари, а больше ничего я толком не видел, всё расплывалось цветными кляксами, я шёл, спотыкаясь, не разбирая дороги, не глазея по сторонам, как положено любопытному путешественнику, но даже сейчас думал: отличное место этот Эль-Ютокан, обязательно надо будет сюда вернуться в нормальном настроении, в хорошие времена; то есть я уже не сомневался, что хорошие времена для меня однажды наступят. Надо подождать, вот и всё.

И всё.

– Эль-Ютокан – пограничная крепость. На границе между мирами, – говорил тем временем Шурф. – Это, помимо всего прочего, означает, что в Хумгат отсюда выйти гораздо проще, чем из любой другой реальности. Причём заранее выбрав конечную цель путешествия, что очень удобно для новичков. Улица, по которой мы сейчас идём, как раз предназначена для таких путешествий и называется Бульвар Всех Миров; это, конечно, изрядное преувеличение. Не всех, а только состоящих в Священном Союзе Странствий. Кстати, будешь смеяться, но документы для вступления в эту удивительную организацию уже спешно готовятся. Сэр Джуффин Халли рассказал о Священном Союзе Странствий Его Величеству Гуригу Восьмому, Шиншийскому и Куманскому Халифам, и понеслось…

Я слушал его, кивал, но по-прежнему не говорил ни слова. Просто не мог.

– Сейчас сам увидишь, как работает упрощённый способ перехода; уверен, тебе понравится, ты любишь, когда легко, – бодро сказал мой друг.

И без дальнейших объяснений потащил меня, как мне показалось, в ближайшую тёмную подворотню. Я не успел спросить, куда мы теперь отправляемся, а всё уже произошло. По ощущениям это было похоже на головокружение, которое обычно испытывают новички, когда учатся ходить Тёмным Путём – сильное, но такое короткое, что даже не успеваешь потерять равновесие. Хлоп – и уже всё в порядке, пришёл.

Я огляделся. Мы стояли на краю простирающегося до горизонта поля тёмно-красных маков, крупных и очень высоких, примерно мне по плечо. Здесь было то ли раннее утро, то ли напротив, вечер, во всяком случае, солнце стояло очень низко над горизонтом. Тусклое, белое, как наши модные светильники, этакая Звезда Марьеза. Гигантская звезда.

Я адресовал Шурфу вопросительный взгляд – где мы вообще? И зачем?

– Ты не узнал? – удивился он. – Мы же буквально только что прочитали… Ладно, не важно. Извини, что к тебе прицепился вместо того, чтобы просто сказать. Это тихие поля Чайноххи на краю пустыни Шуверра. Сейчас в этих краях весна, а весной здесь, сам видишь, очень красиво. Всё цветёт. И совершенно безлюдно. В окрестностях тихих полей Чайноххи никто не живёт. Я пойду прогуляюсь, если не возражаешь. Зови, когда захочешь вернуться домой.