Макс Фрай - Так берегись [litres]

– Ты обещала объяснить, что за люди спят в поезде, – напомнил я Агате. – Откуда они тут взялись?

– Из ниоткуда! – торжествующие рассмеялась она.

– Ладно, откуда бы ни взялись, но людям не следует надолго задерживаться в наваждении. Надо вернуть их домой.

– Но это вообще не люди! – воскликнула Агата. – То есть люди, но не живые. – И посмотрев, как вытянулось моё лицо, поспешно добавила: – Не мертвецы, просто не совсем настоящие. Некого, некуда возвращать!

– Да кто они? Объясни нормально.

– Это мои друзья.

– Твои друзья? – изумился я. – С которыми ты дружила при жизни? Они тоже умерли, и ты нашла способ забрать их к себе?

Агата яростно замотала головой.

– Ты вообще не понимаешь, что говоришь! – воскликнула она. – Дружила при жизни! Спасибо большое, сам дружи с идиотами, которые меня окружали! Ты бы их видел! Один другого тупее. Мне всю жизнь даже нормально поговорить было не с кем. Никого не было у меня!

И разрыдалась так горько, что я растерялся. Я всегда теряюсь, когда девчонки начинают реветь. Вроде, знаю, что на самом деле ничего страшного, поревут и успокоятся, им так легче переживать неприятности, ещё никто никогда не умирал от слёз. Но всё равно совершенно невыносимо на это смотреть.

– Ладно тебе, – наконец сказал я и накрыл её руку своей ладонью, потому что знаю только два способа утешения: ласково прикасаться, или дразниться и задирать, но второй сейчас явно был неуместен. – Извини, я неправильно тебя понял. Но ты же сама сказала, что в том вагоне спят твои друзья.

– Вымышленные, – почти беззвучно прошептала Агата. Вытерла слёзы блестящим рукавом своего халата и продолжила уже вполне спокойно: – С детства считала, что самые лучшие люди в мире это вымышленные друзья. Только теперь они у меня не просто картинки в воображении, а как живые. Собственно, живые и есть. Такие хорошие получились! Феликс и Линда, брат и сестра. Оба в меня влюблены – совсем немножко, не до такой степени, чтобы становиться любовниками, а только чтобы, знаешь, такая счастливая искра была. Больше всего на свете люблю эту искру, вечное обещание будущей страсти, которое тем и прекрасно, что не сбудется никогда… И ещё Марк. Он уже старик, но очень бодрый и жизнерадостный. Мне совсем не надо, чтобы тут кто-то начал кряхтеть и стонать! Но мой Марк не таков. Он профессор философии, невероятно умный, а в молодости был археологом, так что историю тоже знает, вдоль и поперёк. И приключений у него было, как у Индианы Джонса – ты же знаешь, кто такой Индиана Джонс? Ну вот, Марк примерно такой же, его рассказы лучше любого кино. Он мне почти как дед, я всегда о таком мечтала, но оба дедушки умерли ещё до моего рождения. Я всю жизнь думала, будь у меня умный, любящий дед, может, всё бы сложилось иначе; ладно, не важно, сослагательное наклонение для слабаков. Не было у меня никакого деда. Зато теперь всегда будет Марк.

Я слушал Агату и практически погибал от нежности. Сам понимал, всё дело в прикосновении, уберу руку с её ладони, сразу стану гораздо спокойней относиться к её признаниям. Но руку не убирал.

– На самом деле, за это тоже тебе спасибо, – вдруг сказала она.

– За что именно? – удивился я.

– За моих прекрасных друзей. Это же была твоя идея. Я бы сама не додумалась. Ни за что не призналась бы себе, что для полного счастья мне не хватает других людей.

– Моя идея? Надо же, совершенно не помню, когда успел такое тебе сказать.

– А ты и не говорил. Только подумал. Когда мы виделись в последний раз, ты смотрел на мой поезд и думал, что путешествовать лучше в хорошей компании. И всем сердцем этого мне желал.

– Да, правда, – вспомнил я. – Так ты мои мысли читаешь?

– Иногда, – призналась Агата. – Ты извини, я не нарочно, оно как-то само получается. На самом деле, не только твои мысли. Я очень много про тебя знаю, хотя ничего для этого не делала. Причём такие странные вещи, что сама точно выдумать не смогла бы.

– Да ладно! – невольно улыбнулся я. – Ты, и вдруг выдумать не смогла бы?

– Тебя точно не смогла бы. У меня совсем иначе работает голова. Только поэтому и отличаю информацию о тебе от обычных фантазий – это никак не могут быть мои фантазии, уж настолько я знаю себя. А про хорошую компанию я тогда так ясно услышала, как будто ты не просто думал, а вслух говорил. И сперва даже мысленно с тобой спорила: никто мне здесь больше не нужен, лучше сам приходи. Но ты не приходил. Я очень скучала – не по каким-то абстрактным людям, а именно по тебе. Вспоминала, как мы здорово ехали вместе, сидели, обнявшись, смотрели в окно, и как тебе нравилось всё, что я рассказывала. Все мои придуманные миры. У меня никогда в жизни ничего подобного не было – чтобы я рассказывала своё самое тайное, никому не понятное и не нужное, а другой человек слушал, затаив дыхание, и думал, что я со своими смешными мечтами лучше всех в мире – причём не почему-то, а именно из-за них!

– Но это же правда, – сказал я. – Ты и есть лучше всех в мире. Таких, как ты вообще не бывает! Один только Тёмный полярный материк Чобамбайя чего стоит. И Драконьи горы. И священные рощи. И пограничная крепость Эль-Ютокан.

– Спасибо, – вздохнула Агата. – Рада, что ты так думаешь. Но этого оказалось недостаточно, чтобы ты захотел сюда вернуться, вот в чём беда. Понятно, почему: у тебя и без меня жизнь полна волшебства. Мой поезд – не единственное чудо, которое в твоей жизни случилось, а одно из великого множества. Если честно, это очень обидно. Но оно так.

– Но если бы я был человеком, для которого твой поезд единственное и неповторимое чудо, я бы не смог продлить его существование, – заметил я. – Только горько оплакивать потом ускользнувшее прекрасное наваждение до конца своих дней и впустую мечтать, чтобы оно однажды вернулось. А у тех, кто способен помочь в подобных делах, обычно довольно интересная жизнь.

– Да, я тоже об этом подумала, – кивнула Агата. – Не сразу, но постепенно дошло. И тогда я решила: ладно, если я для тебя – не единственная во Вселенной, пусть ты тоже будешь для меня не единственным. Так честно. Значит, мне понадобятся лучшие на свете друзья. Буду проводить с ними время, пока ты занят своими удивительными чудесами. А если однажды придёшь, они тебе тоже понравятся, потому что – ну, сам говоришь, я лучше всех в мире. А они – это тоже в каком-то смысле я. Мне кажется, когда человек придумывает других людей, не каких попало, для смеха, или там, не знаю, остроты сюжета, а идеальных, прекрасных, рядом с которыми сам хотел бы жить, он берёт за основу себя. По крайней мере, я не представляю, как можно иначе. Во-первых, себя я знаю. А во-вторых, будем честны, лучше меня для меня самой никого в мире нет!

– Ты совершенно права, – невольно улыбнулся я.