Сьюзен Янг - Девочки с острыми шипами [litres]

Ему не удается разглядеть ничего, и я вижу, как его плечи слегка расслабляются. Мне становится ясно: он боялся, что я выдам его Антону. Теперь он понял, что я не представляю угрозы, и решил меня отпустить, поэтому он кладет руку мне на спину и толкает вперед. Остаток пути мы проходим молча. Мы не успеваем постучаться, а Антон уже открывает дверь. Он бледен, и на его лице тревога.

– Филомена, – говорит он, тут же приблизившись ко мне. – Что случилось?

Он заводит меня в кабинет, отсылает смотрителя, даже не спросив его мнения, и закрывает дверь. Антон показывает мне на кресло по другую сторону стола, а сам садится на свое место.

– Присядь, Филомена, – предлагает он. – Я слышал, что у тебя было насыщенное утро.

Теперь, когда я здесь, мысль о том, что будет дальше, приводит меня в ужас, к тому же я не знаю, чего именно ожидать. Мой взгляд мечется по кабинету, и я не знаю, останусь ли я собой, когда отсюда выйду. Мое дыхание учащается, и изменения в моем поведении, наверное, отчетливо заметны.

Антон наполняет стоящий на столе стакан водой из графина.

– Вот, – ровным голосом говорит он, поставив его передо мной.

Он достает из среднего ящика стола баночку с таблетками, вытряхивает из нее капсулу и кладет ее рядом со стаканом.

– Выпей ее. Она поможет тебе успокоиться.

– Я спокойна, – отвечаю я, хотя мой голос звучит напряженно.

Рука болит в том месте, где меня схватил смотритель, и я потираю это место. Антон улыбается и кивает на пилюлю.

– Она поможет тебе стать спокойнее, – уточняет он. – Тогда нам будет легче разговаривать. Я настаиваю.

Есть ли у меня выбор? Я понимаю, что нет, и от этой мысли по щекам катятся слезы. Если я хочу узнать больше, мне нужно принять правила игры – разве не это предлагала Валентина? Разве не так поступили бы девочки с острыми колышками? Чтобы получить ответы.

Мне очень страшно. Помедлив, я беру пилюлю и глотаю ее, запив водой. Руки дрожат так сильно, что вода проливается на подбородок.

– Очень хорошо, Мена, – произносит Антон, опираясь локтями о стол. – Правда, очень хорошо. А теперь нам нужно поговорить. Думаю, нам есть что обсудить.

Я киваю, чувствуя в горле едва заметное онемение, словно к нему прилипла какая-то частица проглоченной капсулы. Вцепившись в ручки кресла, я жду, пока нервы немного успокоятся.

– Ты вышла из себя на уроке, и я должен признать, что время для этого не самое подходящее. Нам осталось четыре месяца до выпуска. Что же стало причиной на этот раз? Я бы предположил, что это из-за внезапного отъезда Леннон Роуз. Я прав?

Кажется, его искренне интересует ответ. Я чувствую, словно что-то дрогнуло в груди – словно освобождение. Таблетка начинает действовать, и мое дыхание замедляется – оно все еще неровное, но постепенно приходит в норму. Попытавшись заговорить, я чувствую сухость в горле. Начав говорить, я тут же сбиваюсь, и мне приходится отпить воды и лишь затем попробовать снова. Антон терпеливо ждет.

– Что случилось с Леннон Роуз? – спрашиваю я.

– Я же тебе сказал: ее родители не смогли больше оплачивать обучение, и…

– Что на самом деле с ней стало? – спрашиваю я снова, ослабляя защиту.

Я говорю совершенно искренне.

– Она даже обувь не забрала. – Внезапно меня озаряет пугающая мысль. – Смотритель с ней что-то сделал?

Антон смеется.

– Что? – спрашивает он. – Нет, конечно же, нет. Почему тебе это вообще пришло в голову?

Я смотрю на него, пытаясь понять, не врет ли он, но, кажется, вопрос его действительно удивил.

– Раньше он уже не раз грубо обращался с нами, – говорю я. – Доктор Грогер сказал, что смотритель был с ней, прежде чем она исчезла. Это не согласуется с вашими словами.

– Прежде всего, – отвечает Антон, – Леннон Роуз не исчезла. Уверяю тебя, она вышла из академии по собственной воле. А смотритель Бозе, хотя его методы начинают вызывать у меня беспокойство, больше никогда не причинит тебе боль.

– Он уже причинил мне боль.

– Ничего непоправимого, – уточняет Антон. – Так что нет, он не убивал Леннон Роуз, если ты к этому ведешь. – Он окидывает меня взглядом. – Так дело в этом? Все это было из-за Леннон Роуз? Больше ничего?

Я начинаю чувствовать, как тяжесть сковывает меня. Язык пощипывает. Я отпиваю еще глоток воды.

– Я хотела узнать, что происходит в академии, – отвечаю я, не в силах сдержаться.

– А вот это интересно, – говорит он, изучающе глядя на меня. – Ты всегда была очень любопытной. Тебе кажется, что с тобой плохо обращаются? – спрашивает он. – И смотритель, и учителя? А может, даже я? Разве ты не доверяла мне всегда?

– Нет, – хрипло отвечаю я. – Конечно, нет, Антон. Вы же не скажете мне, где Леннон Роуз.

– Тебе кажется, что ты имеешь право знать, – отвечает он, словно пытаясь сообразить, что происходит. – Ты немного похожа на избалованного ребенка, понимаешь ли. Леннон Роуз отчислена, а ты… что? У тебя истерика, как у малыша? Начинаешь сочинять сказки, что ее якобы убили?

Я хмурюсь, понимая, что он пытается манипулировать мной – пытается заставить меня думать, что мои переживания необоснованны.

– Дело не только в Леннон Роуз. Ребекке причинил вред ее юрист, а наказали вы ее саму. Вы использовали то, что я рассказала, чтобы причинить вред ей. Антон, я никогда вам этого не прощу. Не прощу.

– Да, к несчастью, это так, – признает он. – Но некоторые вещи, Мена, за пределами моего контроля. Доктор Грогер тоже имеет право голоса, как и мистер Петров.

– Тогда почему вы просто не отпустите нас домой? – спрашиваю я. – Зачем нам терапия контроля побуждений, если вы просто можете отослать нас к родителям?

– А зачем твоим родителям поврежденная девушка, девушка, у которой есть изъяны? – спрашивает он, словно мое предположение – полная нелепость. – Наши клиенты ожидают совершенства. И я думал, что в твоем лице мы его достигли.

Его слова звучат жестоко. Он пытается скрыть обманчивость своих слов за так называемым разочарованием.

– Что вы с нами делаете и зачем?

Антон снова откидывается в кресле, барабаня пальцами по губам, словно что-то обдумывая.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

– Расстроенной, – отвечаю я, – испуганной. А вы как думаете?

Но только произнеся это, я понимаю, в чем на самом деле смысл вопроса. В душе просыпается ужас. Я устало моргаю. Таблетка вовсе не успокаивает меня. Она заставляет уснуть, как та, которую смотритель дал мне прошлой ночью. Я моргаю, пытаясь скрыть слезы.

– Антон, – начинаю я, готовая умолять.

Но он недовольно выпячивает губы и морщит нос.

– Я знаю, что ты собираешься сказать, – сообщает он. – Понимаю, ты не помнишь наши сеансы терапии контроля побуждений, но каждый раз ты говоришь мне, что терапия тебе не нужна, что ты будешь вести себя лучше, что ты будешь слушаться. И каждый раз я отвечаю, что ты не выйдешь из этой комнаты, пока мы не доберемся до корня твоего непослушания. Необходимо скорректировать твои приоритеты.