Сьюзен Янг - Девочки с острыми шипами [litres]

Его слова потрясают меня – и, возможно, он на это и рассчитывал. Они прозвучали так, словно я была здесь уже не раз. Не единожды. Но я не хочу верить, что мое поведение просто следует жесткой схеме, которую он может контролировать.

– Я не стану слушаться, – отвечаю я, выпятив подбородок, и чувствую, как меня окатывает волна адреналина, – и я не стану вести себя лучше.

Он открывает рот от удивления и пристально смотрит на меня, словно в восхищении. Я стараюсь выглядеть непокорной, хотя не смогла бы сейчас выйти из комнаты на своих ногах, но мой голос по-прежнему принадлежит мне.

– Почему я не помню, что происходит на терапии контроля побуждений? – спрашиваю я.

– Потому что мы удаляем эти сектора памяти, – отвечает он, – и этот, конечно, тоже удалим.

– Мои родители знают, что вы роетесь в моей голове?

– В подробностях? Нет. Родителей и спонсоров интересует результат. Им не нужно знать подробностей.

– Я им расскажу, – угрожаю я, но замечаю, как заторможенно звучит моя речь.

– Это все равно ничего не изменит, – отвечает он. – А теперь, – он выделяет эти слова, – нам пора начинать. У меня на сегодня назначена еще одна встреча. Контрольный сеанс с Ребеккой, – с довольным видом произносит он. – Она прекрасно выглядит, не так ли?

– Она похожа на робота, – отвечаю я.

Он смеется.

– Да, пожалуй, немного чересчур, но ее родители в восторге. Они беспокоились, что ее отстранят навсегда.

Антон встает и обходит стол, оказавшись прямо передо мной. Я сижу, развалившись в кресле, не в силах подняться. Я боюсь его – раньше такого никогда не было. Его я не боялась.

– Прости, – внезапно произносит он, будто бы искренне.

Он наклоняется, чтобы обнять меня, обхватить руками. Я сжимаюсь, почувствовав запах его одеколона.

– Я понимаю, что ты сейчас напугана, – шепчет он мне на ухо. – Но завтра все станет лучше.

Мои веки слишком тяжелы, и они закрываются сами. Я с усилием открываю их, надеясь, что кто-то придет и прекратит все это, остановит его. Но никто не приходит. Остальные девушки не знают, что на самом деле нам угрожает.

Антон выпрямляется и нежным движением поправляет мне волосы. Улыбнувшись, он подходит к столу и берет рацию.

– Бозе, – говорит он, взглянув на меня, – мне нужно, чтобы ты подготовил помещение для терапии контроля побуждений.

Маленький метроном на столе раскачивается взад-вперед – его ритмичное тиканье должно было меня успокоить, но вместо этого он раздражает меня, как подтекающий кран, и я стараюсь не обращать на него внимания. Рядом с ним стоит металлический лоток, прикрытый белым полотенцем, и стакан зеленого сока.

В комнате для терапии контроля побуждений темно-красные стены, бетонный пол и нет окон; кажется, она где-то в подвале академии. Единственная мебель – металлический стол, стул на колесиках и откидное кресло, в котором я сейчас и нахожусь. Я постепенно просыпаюсь – действие снотворного проходит.

На металлических подлокотниках кресла – ремни, хотя я настолько слаба, что они не понадобились бы. Я с трудом могу поднять руку. Антон подкатывает стул и садится передо мной. Я с усилием глотаю слюну, чувствуя, как запах хлорки обжигает мне нос. Не помню, что происходит в этой комнате. Вот что самое страшное – можно полностью забыть о каком-то событии, и при этом оно все равно оставит эмоциональное опустошение.

Когда я в прошлый раз вышла с терапии контроля побуждений, у меня болела голова, а в сердце поселилась тоска, которая не проходила несколько дней. Сама не знаю почему. А ведь могли быть и другие сеансы, которых я вообще не помню.

Антон берет стакан зеленого сока и велит мне отпить глоток.

– Процедура может быть неприятной, – объясняет он. – Это поможет тебе успокоиться.

– Про таблетку вы тоже так говорили.

Он морщится.

– Да, прости. Тут я был не совсем честен. Но, по правде говоря, проще подготовить тебя к терапии, когда ты без сознания. Это сделает тебя… более покладистой, – добавляет он, кивнув на стакан.

Он подносит сок к моим губам, и я поднимаю руки, чтобы выбить его. Руки тяжелые и неуклюжие, так что он легко отводит их. Он приподнимает стакан, запачкав мою верхнюю губу, и кивает мне, предлагая продолжать.

Я отпиваю немного, чувствуя, как отвратителен вкус. Антон улыбается, ставит стакан на стол, а потом снова поворачивается ко мне.

– Почему ты плохо себя вела на уроке? – напрямик спрашивает он.

– Потому что я хотела узнать, как дела у Леннон Роуз, – отвечаю я, хотя это не вся правда, но я не хочу, чтобы он узнал про наш план. Я изо всех сил гоню это воспоминание прочь, словно сама могу стереть его. Он не должен узнать, что я сговорилась с другими девушками.

– Почему ты плохо себя вела на уроке? – повторяет он, на этот раз громче. Подкатив стул поближе, он кладет руку мне на колено, словно собираясь что-то сказать. Прикосновение его теплой руки к моей коже заставляет меня вздрогнуть. Он некоторое время молчит.

– О чем ты только что подумала? – спрашивает он, опускает взгляд на свою руку, а затем убирает ее.

– Что хочу оттолкнуть вашу руку, – признаюсь я, поднимая на него взгляд. Он улыбается.

– Хорошо, – говорит он. – Теперь ты отвечаешь честно.

Во всем происходящем есть что-то знакомое, словно это танец, который мы давно репетировали, а потом забыли. Как будто я помню порядок действий где-то в глубине души.

– Мена, тебе ведь не нравится, когда мы до тебя дотрагиваемся? – спрашивает он, встает и подходит к своему столу.

– Нет, – отвечаю я.

– Но ты это позволяешь. Почему?

Этот вопрос больно ударяет меня, я чувствую вину вперемешку с отвращением. Со мной обращаются несправедливо и меня же в этом обвиняют.

– Потому что мне кажется грубым вас отталкивать, – признаюсь я. – И я боюсь, что вы рассердитесь, будете мной недовольны.

– Чудесно, – с гордостью произносит он. – Великолепное рассуждение. Ты усвоила, какого поведения от тебя ожидают.

– Если вы знаете, что мне это не нравится, – говорю я, – тогда почему вы все равно прикасаетесь ко мне?

Кажется, мой вопрос его удивляет.

– Мы демонстрируем наше расположение, – озадаченно отвечает он. – Это комплимент. Филомена, ты прекрасная девушка. Тебе должно быть приятно.

Мне не нравится его ответ, и он, видимо, понимает это по моему лицу, потому что берет со стола стакан сока и снова подходит ко мне. Просит отпить еще раз. Я отказываюсь, но он все равно подносит стакан к моим губам, наклонив его так, чтобы жидкость касалась их.

Антон прижимает стакан к моим губам, зеленый сок стекает по моему подбородку. Затем он зажимает мне нос, не давая дышать. Я пытаюсь оттолкнуть его, но я слишком слаба. Слабее, чем когда-либо.

Глаза начинают слезиться, и мне приходится открыть рот и сделать глоток. Он дает мне вдохнуть и не убирает стакан, пока я не выпиваю все. Я чувствую, как слезы стекают по щекам. Меня начинает подташнивать.