Сьюзен Янг - Девочки с острыми шипами [litres]

Я растерянно вздрагиваю и смотрю на Сидни. Она открывает книгу на стихотворении «Девочки с острыми колышками» и кивает мне, призывая его прочитать.

Я читаю, и мое сердце начинает биться быстрее. Бабочки в животе превращаются в драконов, вспыхивают искры, а затем разгорается ровный огонь. С маленькими девочками плохо обращались. Маленькие девочки дали отпор. Маленькие девочки захватывают власть. Закончив читать, я дышу прерывисто, словно долго бежала, а по коже пробегает электричество. Остальные улыбаются мне.

– Где вы это взяли? – спрашиваю я, показывая на книгу.

– У тебя в комнате, – отвечает Сидни.

Ответ потрясает меня, и я начинаю перечитывать стихотворение снова. Но затем я слышу, как из коридора доносится звук закрывающейся двери. Мы быстро вскакиваем, и я прячу книгу под рубашкой.

– Забери ее к себе в комнату, – говорит Сидни. – Почитай. Я зайду к тебе утром.

Так я и делаю. Я желаю доброй ночи смотрителю, который обходит комнаты, раздавая нам витамины. Зайдя в свою комнату, я прячу книгу под матрас – и это действие кажется мне странно знакомым.

Только я успеваю устроиться на кровати, смотритель заходит в комнату и ставит стаканчик с витаминами на прикроватный столик. Я благодарно улыбаюсь, но он не улыбается в ответ. Должно быть, он погружен в какие-то свои размышления, потому что он уходит, не проверив, приняла ли я витамины. А может, он просто уверен, что я буду подчиняться.

Он напоминает мне тех мужчин из стихотворения, которые контролировали девочек. Контраст между тем, что я прочитала, и тем, что мне говорили, вызывает у меня растерянность. Повернувшись, я смотрю в зарешеченное окно, сделанное таким, чтобы никто не забрался, сделанное таким, чтобы мы не выбрались.

Я беру витамины и смываю их в унитаз. Покончив с этим, я снова укладываюсь в кровать и пытаюсь уснуть. Когда я наконец погружаюсь в сон, он наполнен кошмарами. Жестокими, пугающими, удушающими кошмарами. Мне снится, что меня выволакивают из комнаты и насильно подвергают лоботомии. Мне снится, что смотритель Бозе заходит в комнату, пока я сплю, и рассматривает меня. Мне снится, что Антон шепчет мне, будто он любит меня сильнее, чем моих подруг. Мне снятся провода и ножи для колки льда.

Кошмаров очень много. Проснувшись и хватая ртом воздух, я вижу, что уже утро, и тут понимаю, что это вовсе не сны. Это воспоминания.

Я помню. Мне под глаз вставляли нож для колки льда. Антон говорил мне, что моим родителям нужны результаты, что им нужна идеальная девушка. Я помню, как он нашептывал мне правила, контролировал мои мысли.

Я вспоминаю предыдущую неделю, когда Леннон Роуз исчезла, не забрав свою обувь. Я вспоминаю мистера Вольфи и Ребекку. Я вспоминаю Джексона и то, как он беспокоился обо мне. Как он сказал, что инвесторы школы обладают большой властью. И я вспоминаю, как они трогают нас, даже зная, что мы этого не хотим.

Это нужно прекратить, но я не представляю, как нам выбраться отсюда. Если мы выразим недовольство, Антон отправит нас на терапию контроля побуждений – теперь я понимаю. Даже если Аннализа уничтожит все растения, нужные для изготовления парализующего лекарства, это ничего не изменит. Они смогут делать лоботомию и без этого сока.

Антон может контролировать наши мысли, но только если мы подпустим его слишком близко. Нам нужно вести себя по правилам, как и предложила Валентина. Они не должны понять, что мы все знаем.

Мы обязательно выберемся отсюда. Но, подумав об этом, я сразу же понимаю, что они никогда нас не отпустят.

Едва рассветает, я пробираюсь в комнату Сидни и бужу ее. Я говорю ей, что нам всем нужно многое обсудить. Смотритель еще не встал, так что мы собираем остальных и тихо стучимся в дверь Валентины.

Она только-только проснулась. Но, увидев нас, она тут же садится и спрашивает, все ли в порядке.

– Я вспомнила, – отвечаю я, глядя на них.

Сидни облегченно прижимает руку к груди, радуясь моему возвращению. Но во взгляде Валентины вспыхивает новое чувство – жажда знания.

Мы сидим в комнате, и я пересказываю Сидни, Аннализе, Марчелле, Бринн и Валентине все, что я помню про терапию контроля побуждений. Когда я говорю вслух, все случившееся кажется еще ужаснее. Как я не могла двигаться, как Антон сделал мне больно, засунув нож для колки льда под глаз, как он вводил мне провода и шприц, как он внедрял мне мысли.

– Он врет, – говорю я, – они контролируют нас с помощью лжи и еще какого-то вещества, которое было в том шприце.

– Они экспериментируют на нас, – произносит Марчелла, нервно сглотнув. – Мне нужно забраться в эту лабораторию. Узнать, чем доктор Грогер там занимается.

Бринн кивает, хотя и выглядит испуганной.

Самое ужасное в том, что школа сделала с нами, – то, что нас силой заставили подчиняться. Отчасти это было и физическое насилие, безусловно, но находилось место и для эмоциональных манипуляций. Они пытались убедить нас, что, если мы не будем слушаться их беспрекословно, наши семьи будут разочарованы. Что мы бесполезны, если не заслужили любовь и восхищение академии и мужчин, которые ей руководят. Они манипулировали нами с помощью сладостей и чувства вины.

Теперь я все понимаю. Даже еда была для нас наказанием. Способом отучить нас стремиться к удовольствиям. Вот почему Антон спрашивал, был ли Джексон мне симпатичен. Он считал, что мне не позволено испытывать такие побуждения.

Джексон.

– Вчера вы упоминали Джексона, – говорю я Сидни, – а потом странно переглядывались.

Округлив губы, Сидни бросает взгляд на Аннализу.

– Да, именно так, – произношу я, указывая на них, – в чем дело?

Они умолкают еще на секунду, а потом Сидни наклоняется вперед.

– Тебе нужно поболтать с твоим приятелем с заправки, – объясняет она. – Во время экскурсии как раз представится отличный шанс.

– Ясно, – отвечаю я. – О чем поболтать?