Бронислава Вонсович - В паутине чужих заклинаний [≈ Список] [litres]

– И все равно – дорого, – упрямо повторил он. – Назовите адекватную цену, тогда и пойдет разговор.

– Другой цены не будет, – твердо ответила я. – Я могу снизить немного, если вы оплатите сразу за год, точнее за одиннадцать месяцев. И в качестве бонуса – дни, которые остались до конца этого месяца, вы тоже не оплачиваете.

– Инорита, это несерьезно, – позволил он себе усмешку. – Говоря об адекватной цене, я имел в виду меньше раза в два.

– Извините, но тогда этот разговор не имеет смысла, – твердо ответила я. – Договориться нам не удастся. Это прекрасное помещение, в центре города, с дополнительной комнатой. Вы думаете, много найдете подобных? А если найдете, цена будет прилично выше. Я и так поставила минимальную.

– И почему вы столь щедры? – язвительно спросил он.

– Так получилось, что помещение нам не нужно, – ответила я. – Оно висит балластом, а деньги уплачены.

– Ну вот, – довольно сказал он. – А я предлагаю вам балласт забрать и выплатить реальные деньги, которые, как я понимаю, вам сейчас очень нужны.

Я рассмеялась.

– Инор, мне не настолько нужны деньги, чтобы я согласилась так много потерять на сделке. Извините, но если вас не устраивают наши условия, мы не договоримся.

– Давайте так, – почти миролюбиво сказал он. – Вы думаете до завтра, я думаю до завтра, а завтра встречаемся и решаем.

– Хорошо, – ответила я. – Но с нашей стороны ничего не изменится, учтите. И имейте в виду, обязательств у меня перед вами нет. Если будет желающий, договор мы подпишем сразу.

Тут я немного лукавила. Я не могла подписать договор без Дитриха или доверенности от него – все же договор был заключен на моего мужа, а не на меня, и сейчас я была всего лишь посредником. Но этому инору такие тонкости знать незачем. Еще решит переговорить лично с Дитрихом, а тот может согласиться на невыгодные условия, поскольку сразу сказал, что записал уплаченные деньги в неизбежные потери. Но я-то их туда не записывала!

– Хм, – сказал инор. – Пока я не вижу у вас здесь желающих. Кроме меня, разумеется. И то я желаю, но не за такие деньги.

– Я объявление только разместила, – вежливо улыбнулась я. – И я даже не сомневаюсь, что найдется много желающих снять столь замечательное помещение по такой низкой цене в центре города.

Слово «низкой» я нарочно выделила интонацией, пусть не рассчитывает, что собьет. Инор покривил физиономию, но так и не определился, ушел. Я закрыла офис, активировала защиту и направилась домой. Настроение было радостное – и от предвкушения того, что скоро увижу Дитриха, и от появившейся уверенности, что офис мы сдадим. Тем неприятнее мне было наткнуться на Кремера. Он был не один. Пышные ярко-рыжие волосы его спутницы указывали на то, что с ним инора Кремер. В самом деле, не отбирает же он женщин, с которыми ходит по улицам, по цвету волос? Достаточно и собственной жены, особенно если она столь красива. А она была очень красива. Ее не портила даже сильная бледность. Рыжеволосые часто имеют белоснежную кожу, но у иноры Кремер она была не просто белая, а безжизненно-восковая, навевавшая мысли о посмертной маске. Когда они подошли поближе, я заметила прилипшие завитки на висках. Иноре было плохо, и очень, хотя на расстоянии этого и не скажешь – шла она легко и, казалось, держалась за руку мужа только для видимости.

– Добрый день, инорита, – приветствовал меня Кремер, глядя с каким-то жадным любопытством. – Не ожидал вас здесь встретить, не ожидал.

– Добрый день. Действительно, Гаэрра велика, – согласилась я. – Вероятность встречи очень маленькая.

Инора Кремер сложила губы в подобие вежливой улыбки. Глаза у нее были большие, а зрачки – просто огромные. Сначала я решила, что она принимает что-то запрещенное, но потом я поняла, что инора лишь удерживала боль, не давала ей вырваться наружу стоном или криком. Этой рыжей особе, которую я заочно обвинила во всех грехах, сейчас было очень плохо. Что было тому причиной: выходка Кремера, какая-то иная проблема или серьезное заболевание – по ее виду понять было нельзя. Быть может, то, что привозил Штефан, шло на лекарство для нее, а не мужа, а она боялась показаться болезненной постороннему мужчине? Но нет, не мог же он не замечать такого ее состояния, если оно было часто? Или сейчас у нее нет возможности принять нужное лекарство, Штефана же арестовали? Но я тут же одернула себя. Не так давно его арестовали, чтобы у этой Магдалены возникла нехватка нужных ингредиентов. Наверняка же она заказывала с запасом. Да и что мне до ее проблем?

– Дорогая, – между тем говорил Кремер, обращаясь к жене, – это невеста Эггера.

В глазах Магдалены промелькнули интерес и удивление. Удивлена была и я – Кремер о таком не мог знать, а если и знал, то должен был промолчать о своем знании. Эти его слова были слишком неожиданны и неприятны.

– Я не невеста Эггера, – резко ответила я.

– Странно, а этот милый молодой инор утверждает обратное, – с гадкой усмешкой сказал Кремер. – Милочка, что ж вы так сразу от него отказываетесь? Может, его еще выпустят.

– Откуда вам знать, что он утверждает? И откуда вы вообще знаете, что нас с ним что-то связывало?

– Я много чего знаю, – ответил Кремер. – И с удовольствием удовлетворил бы ваше любопытство. Вот только Магдалена себя плохо чувствует. Ей бы посидеть, отдохнуть. Займем столик в кафе? Я возьму вам чашечку чая, под него так хорошо слушаются интересные истории.

Мне было так любопытно, что я чуть было не согласилась. Но тут опять почувствовала артефакт, очень слабо, так что было непонятно – предупреждение это или я просто про него случайно вспомнила. Инор Кремер уставился на меня. Губы его улыбались. Но глаза… глаза были колючие и злые.

– Да, мне надо присесть, – безжизненно сказала Магдалена.

Так мог бы говорить голем – монотонно, без малейшей интонации. Это было даже не подтверждение слов мужа – создавалось впечатление, что ей все равно, что говорить, лишь бы покороче. Она казалась куклой, не живым человеком. Красивой говорящей куклой. Меня охватила настоящая паника. Стараясь ее не показывать, я торопливо забормотала:

– Не буду вас задерживать. Мне и самой пора домой, извините. До свидания.

И, не слушая больше Кремера, почти побежала от него. Мне было страшно, так страшно, как никогда. Казалось, задержись я на минуту, и буду стоять такой же куклой рядом с его женой. Полностью послушной воле кукловода. Почему мне показалось, что он ею управлял? Сама не знаю…

Дитриха дома не было. Страх не проходил, а лишь усиливался. Я ничего не могла делать, все падало из рук, и если бы просто падало – хрупкое еще и разбивалось. Я приготовила себе чай, думала, хоть немного успокоюсь, но почти тут же выронила чашку. Чашка была моя любимая. Я села рядом с кучей осколков, которые от нее остались, и разрыдалась.