Вильям Топчиев - Теория Фокса [СИ]

— Это как?

— Поднимаешь цену на двадцать процентов и направляешь эти деньги на рекламу. Взятка, но прямая. Ты подкупаешь конечного пользователя напрямую. В посреднике больше нет необходимости. Растет цена, а за ней и спрос. Что скажешь, по-прежнему исключение? Сколько компаний используют рекламу, чтобы увеличить продажи?

— Но так не может быть! Ты утверждаешь, что закон спроса и предложения не работает? Как такое может быть?

— Нельсон, посмотри на рынок акций. Самый большой рынок из всех. Что происходит, когда стоимость акций растет?

— Больше людей хотят их купить… Да-а-а…

— И что происходит, когда цена падает? Ты помнишь последний биржевой крах?

— Все пытаются продать…

Молча мы пересекли старый каменный мост.

— И это лишь один из примеров. Всего лишь один экономический закон. — сказал я. — То же самое повторяется раз за разом практически во всех остальных законах экономики.

— Экономика не работает?

— Это лженаука. Чистый обман.

— Но как?… Не может это всё быть обманом. — сказал он, яростно завертев головой.

— Может. Ты знаешь почему? Потому что большинство экономистов — это математики-неудачники… Какой традиционный путь карьерного роста для них? Лишь пара математиков станут известными. Один или два, ну может быть три — не более — математиков в каждом поколении станут известными, станут новыми Перельманами. И каждый год все сотни тысяч математиков с ещё пахнущими типографской краской дипломами, осознают, что им не войти в эту тройку избранных. Что остается? Кстати, а какая у тебя изначально была специализация? Я забыл.

— Математика, — пробурчал он.

— Ну так вот скажи, что остается делать математикам-неудачникам, вроде тебя?

— Стать либо программистом, либо банкиром, либо экономистом, — он опустил голову.

— Ага! И когда они смиряются с правдой, обычно курсе на третьем — четвертом, то в другом конце здания видят экономический факультет, где на досках красуются до боли знакомые сложные формулы. Для математиков переход на экономический факультет дается легко. Они просто переходят через коридор. И чтобы быть хорошо оплачиваемым экономистом, более не надо входить в тройку сильнейших. В экономике, в отличие от математики, никто не голодает. И поэтому большинство экономистов — математики… И вот тут происходит эффект человека с молотком.

— Человека с молотком?

— Человеку с молотком каждая проблема кажется гвоздем. Если ты умеешь решать уравнения, то будешь применять их ко всему вокруг. Но некоторые проблемы не имеют математического решения. Попробуй применить уравнения к психологии.

— Ты хочешь сказать, что экономика — это психология?

— Ты сам только что видел — товары роскоши, взятки, реклама, рынок акций. Экономика — это чистая психология… Это мягкая наука, а экономисты подходят к ней, как если бы она была точной. Они рулеткой меряют настроение… В физике или химии если ты проводишь два одинаковых эксперимента с одинаковыми начальными условиями, на выходе у неизменно будет один результат. Точные науки точно воспроизводимы. В экономике же ни один эксперимент нельзя повторить. В принципе. Именно поэтому предсказания экономистов практически никогда не работают. Единственное, что их спасает — никто не помнит их прошлых предсказаний. А если кто и помнит, то экономисты в совершенстве овладели навыками самооправдания. Они всегда найдут способ представить дела так, как если бы они были правы. Экономика — это обман.

— Большая часть…

— Если большая часть чего-то это обман, то все вместе тоже обман. Скажи, ты когда-нибудь применял на практике хоть одну из стандартных теорий?

— Ну… как сказать… гм… — он начал бормотать что-то неразборчивое.

— Чему же ты научился за все годы обучения?

— То есть… Хочешь сказать… что все эти тысячи профессоров просто так? — он шагал, скрестив руки перед собой. — Что они все шарлатаны? Что они все существуют просто так?

— И да, и нет. Они шарлатаны, это точно. Паразиты, питающиеся от финансовой безграмотности и боязни неопределенности. Точно также, как и гадалки. Но всё же есть причина, почему обществу нужно такое гигантское количество экономистов.

— И почему?

— Помнишь модель CAPM?

— Конечно. Как её забыть? Столько лет я её изучал.

— Все изучали. Знаменитая модель CAPM. Capital Allocation Pricing Model. Модель распределения капитала. Абсолютно фундаментальная экономическая теория. Современная наука инвестирования практически полностью основана на ней. Портфельная теория, несущая конструкция экономической науки. Если ты инвестор, то она тебе говорит во что инвестировать. Бесчисленное количество областей экономики базируется на ней, включая, например, теорию оценки деривативов.

— И что?

— Все профессора её используют. Миллионы студентов годами штудируют ее в пыльных библиотеках. Помнишь, кто её придумал?

— Конечно. Марковиц и Миллер. Они за неё получили Нобелевскую премию.

— И не только двое этих уважаемых профессоров, но и множество других. Шоулз, Шарп, Блэк, Фама, Модильяни, и еще длинный список прочих академиков, последователей CAPM модели. Все они получили Нобелевские премии за что-то, так или иначе связанное с CAPM. Целый список! И тут есть одна любопытная деталь.

Он шел, искоса изучая меня.

— Ни один из них не заработал и доллара, применяя модель на практике.

— Как так?

— Помнишь скандал с хедж-фондом Long-Term Capital Management?

— Ну еще бы.

— Это был единственный случай, когда эти CAPM профессоры попытались применить свою модель в жизни. Возможно, они сами поверили своей же истории и решили попробовать. Помнишь, чем это закончилось?

— Три миллиарда вылетело в трубу. Нагремевший крах Long-Term Capital Management. В 1998 году, если я правильно помню.

— Фонд, созданный этими профессорами. Инвестиционные банки дали этим Нобелевским лауреатам в управление три миллиарда долларов.

— И они их потеряли.

— До цента, Нельсон. До цента. Теория не работает. И никогда не работала. Но они зарабатывают на жизнь, преподавая её и получая гранты от инвестбанков. Они продавцы наживки.

— В смысле?

— Человек зашел в магазин для рыбалки и видит целый витрину блесен и всякой цветной наживки. Всё это совершенно невообразимых форм, и вдобавок переливается всеми цветами радуги. Он в изумлении спрашивает продавца: «Неужели рыбе нравятся все эти причудливые наживки?» А тот: «Я продаю её не рыбе, сэр».

Нельсон рассмеялся, его и так квадратный подбородок стал еще более похож на кирпич.

— CAPM не работает. Это наживка.

— Почему тогда им дали Нобелевскую премию?

— Ну, как тебе сказать… — я взглянул на него. — Потому что Нобелевская премия по экономике — это обман, мошенничество.