Петр Никонов - Долгое путешествие

Амелия – гражданка США, и это здорово облегчает прохождение паспортного и таможенного контроля. Я добираюсь до багажной ленты уже минут через семь, в то время как в «туристической» очереди можно провести больше получаса. Впрочем, выдача багажа нас уравнивает – транспортер не спешит принести мой чемодан.

Выйдя из терминала, я сажусь в желтую Тойоту Камри такси и прошу отвезти меня на Таймс Сквер. Конкретное место и время для встречи моя таинственная виз-а-ви не назвала, а значит, поиск меня – это ее проблема. Если она находила меня в Нюрнберге, Москве, Иерусалиме и Амстердаме, то на Манхэттене уж как-нибудь справится. Поэтому я, покинув Амелию на забитой народом самой известной площади американского континента, перескакиваю в первого попавшегося прохожего (а им оказывается Сахиль Харикиран, молодой эмигрант из Индии, работающий программистом в нью-йоркском офисе Гугла) и отправляюсь бесцельно бродить по улицам города, уже зажигающего бесчисленные огни, приветствуя подступающую вечернюю тьму.

На пересечении Авеню Америк и Пятьдесят второй улицы рядом со мной, утробно рыча, тормозит ярко красный кабриолет Ягуар F-Type SVR. Ну, да, конечно, «увидел жену, сидящую на звере багряном». И где же, как не здесь, среди этих вавилонских башен и поистине вавилонского смешения языков.

- Пожалуй, сегодня я буду звать тебя Лилит, - сообщаю я, захлопывая дверь и пристегивая ремень.

- Тогда уж, Лилли, - хохочет она, вдавливая педаль так, что машина с визгом скребет по асфальту всеми своими четырьмя ведущими колесами. – Гэбби и Лилли! Сладкая парочка!

- Куда мы едем?

- Ужинать, конечно. Ты же наверняка проголодался с дороги.

Я не спрашиваю, куда именно. Мне интересен ее выбор.

Мы сворачиваем с Пятьдесят четвертой на Пятую авеню и устремляемся на юг. Лилли резко бросает машину из стороны в сторону, агрессивно пробираясь через вечернюю пробку. Возможное внимание полиции ее, похоже, нисколько не беспокоит. Вслед нам несется хор клаксонов и, я уверен, отборного мата, как минимум, на десяти языках мира. Говорить о чем-то сейчас бессмысленно. Рев двигателя, свист ветра и глухое буханье сабвуфера – Лилли выкрутила музыку на полную громкость – заглушают любые слова. Лилли задорно смеется, манерно управляя машиной одной рукой. Она пахнет сиренью и крыжовником.

С Пятой авеню мы сворачиваем налево на Десятую улицу, а потом снова направо на Бродвей. Здесь машин поменьше, и она дает волю стальному багряному зверю, выжимая педаль газа до упора. Мы пролетаем на несколько желтых светофоров и сворачиваем налево. Лилли тормозит у тротуара в самом центре Маленькой Италии на пересечении Гранд стрит и Малберри стрит, чудом втиснувшись между Мерседесом и Эскалэйдом. Очаровательно улыбнувшись, выходит – нет, выплывает – из машины шепчет пару слов девушке-хостесс у стойки перед дверью в ресторан Gelso & Grand. Выбор ресторана я полностью одобряю.

Нас провожают в маленькую комнатку для особых гостей в подвале. Выглядит она сурово и стильно. Одна стена из крупного камня, остальные – из потемневшего от времени кирпича. Деревянные панели облицовки стен, стальные балки потолка, каминная полка из темного дуба, люстры из стальных полос, в которых, как экзотичные птицы в клетках, томятся канделябры с электрическими свечами. Словно ты попал то ли в подвалы инквизиции, то ли на дорогой БДСМ-сеанс к очень стильной доминатрикс. На темном, почти черном столе на двенадцать персон сегодня всего лишь два безупречно белых столовых набора. По центру стола выставлен ряд свечей, на этот раз настоящих – огонь нервно колеблется от наших движений, отбрасывая на стены едва заметные танцующие тени, похожие на отражения наших странных душ.

- Ты бывал здесь? – она задумчиво изучает меню.

- Конечно. Ризотто здесь замечательное. Да и вообще всё. И не скромничай, ты наверняка знаешь, что это мой любимый ресторан в Нью-Йорке, поэтому ты меня и привезла.

- Ризотто – отличный выбор, - кладет меню на стол и улыбается мне. – Ты преувеличиваешь мои знания о тебе, Гэбби. Просто это и один из моих любимых ресторанов тоже.

- А я тебя раньше здесь не видел. Впрочем, я не так уж часто бываю в Нью-Йорке. Всё больше в Европе.

- Кстати, ты не прав, - она укоризненно качает головой. – Однажды ты меня видел, года три назад. Мы сидели наверху, на террасе, за соседними столиками. Ты ел пасту, а я брускетту с уткой. Ты даже мне улыбнулся, а был ты тогда в образе такого милого седовласого старичка в очках.

Я начинаю вспоминать. Кажется, она права. Седовласый старичок, между прочим, один из самых известных в мире инвесторов, и она это, уверен, прекрасно знает.

Нам приносят воду. Здесь ее подают в пустых винных бутылках, очень стильно. Лилли заказывает ризотто, а я пасту с фисташковым песто. Пить будем тосканскую Солайю Марчези Антинори.

- Ну, и зачем всё это? – я отпиваю глоток воды, когда мы остаемся одни, разговор предстоит длинный. – Письмо в закрытой комнате, гонка по Манхэттену, встреча без назначения места и времени? Еще одна демонстрация возможностей, как та бойня у Стены Плача, которую ты устроила? И для чего? Заинтересовать меня? Поздравляю, тебе удалось.

- А так интереснее, Гэбби, - она хитро улыбается. – Ты же наверняка догадываешься, что моя жизнь растянулась на много веков, как и твоя, только я вынуждена ее проводить, в отличие от тебя, в одном и том же теле. Мы с тобой всё уже видели, всё ощущали, всё испытывали. Ну, почти всё. Что нас может удивить? Что может увлечь? Загадки, тайны, игры, случайная неопределенность завтрашнего дня. Вот это моя игра, дорогой мой Гавриил. Ты ведь тоже любишь поиграть, я же знаю. Поэтому, милый, убери к чертям это серьезное выражение лица и нравоучительный тон, и давай играть и развлекаться. Что касается той бойни, которую я якобы учинила в Иерусалиме… Сколько человек, говоришь, тогда погибло?

- Только сам стрелявший, - признаю я. – Но зачем вообще ты заставила его стрелять? Шок и легкие раны у людей тоже непросто проходят.

- Ах, милый Гэбби! – ее смех мелодично разливается по подземелью, эхом отражаясь от стен. – В этом вся твоя проблема. Ты хоть и архангел, но чрезвычайно склонен к поспешным и поверхностным выводам. Что ты увидел? Я подошла, коснулась солдата, он начал стрелять. Так?

- Так.

- И ты сразу же назначил меня виновной за всё происходящее.

- Это укладывалось в контекст нашей встречи. Ты пришла ко мне с требованием, получила отказ и выпустила свое раздражение на волю, заодно продемонстрировав мне свои способности.

- Ну, я же и говорю: поспешные и поверхностные выводы, - след ее ярко-красной помады остается на стекле бокала с водой. – Ты, хоть и бесполый архангел, по идее, ты обладаешь чрезвычайно мужским эгоцентризмом. Всё крутится вокруг тебя. Ты, такой гордый, девушке отказал, а девушка, истеричка эдакая, пошла и убедила бедного рыцаря пострелять вокруг из автомата. Увы, Гэбриел, не всё в мире крутится вокруг тебя, уж извини.