Павел Корнев - Ритуалист-1. Некромант

Я едва подавил обреченный вздох. Никто не захочет пропустить такое развлечение, лавка точно не откроется, пока не завершится казнь. А сожжение может затянуться надолго…

Как в воду глядел: только начали зачитывать обвинение, и распаленная толпа взорвалась гневными криками и яростными воплями. Столь громких криков не удостоились ни безликие повешенные, ни фальшивомонетчик, и монаху то и дело приходилось умолкать и давать прокричаться разбушевавшимся горожанам. А уж когда на эшафот выволокли молодого человека в сером рубище, весьма тщедушного на вид, я и вовсе едва не оглох, до того пронзительно завизжала поблизости какая-то клуша. Да и остальные надрывали глотки, не жалея связок. Гвалт поднялся такой, что его должны были услышать и на небесах.

Впрочем, на небесах слышен и шепот. Незачем так кричать, нужно лишь вложить в молитву искреннюю веру…

Еретик едва переставлял ноги и, казалось, не отдавал себе отчета в том, сколь скверно обстоят его дела. Молодчики в черно-красных одеяниях споро привязали приговоренного к столбу и начали обкладывать хворостом. Из толпы полетели камни, гниль и нечистоты. Меткий бросок разбил еретику лоб; случайно досталось и стоявшим по бокам от него герхардианцам. Цепь стражников шагнула вперед, толпа качнулась и загомонила пуще прежнего, а лицо зачитывавшего приговор монаха раскраснелось так, словно это его самого не собирались даже, а уже поджаривали на медленном огне. Он опустил пергамент и начал проповедь, показавшуюся вдвойне бесконечной из-за того, что я не понимал ни единого слова даже из тех, что хоть как-то доносились до меня.

Ничего не оставалось, кроме как ждать окончания действа да глазеть по сторонам. Тогда-то я и обратил внимание, что на помосте видны лишь стражники да братья ордена Герхарда-чудотворца. Местного духовенства не наблюдалось вовсе, и было непонятно, по какой причине архиепископ не прислал на площадь никого из своих каноников, если уж не пожелал присутствовать на аутодафе сам.

Наконец сумбурная речь монаха подошла к концу, но костер под еретиком не разожгли и тогда. Настало время покаяния, и зеваки понемногу смолкли, то ли впечатленные торжественностью момента, то ли в предвкушении незабываемого зрелища.

Привязанный к столбу еретик заморгал, пытаясь избавиться от текшей на глаза из ссадины на лбу крови, а потом вдруг резко выкрикнул:

— Пророк был прежним!

Больше упрямцу ничего сказать не удалось. Разинутые в крике губы еретика захлестнула грубая веревка, и братья для верности стянули ее на затылке приговоренного так крепко, что порвали рот.

Толпа взревела, на эшафот обрушился новый шквал камней и грязи. Тут уж монах медлить не стал и дал отмашку поджигать хворост. Кто-то ткнул факелом в вязанки хвороста, но морось сделала свое дело: ветки отсырели и пламя никак не желало разгораться.

Яростные вопли горожан, суета, стелющийся над помостом сизый дым. Кто-то догадался плеснуть масла, и дело пошло шибче, но в целом экзекуция показалась мне той еще тягомотиной. Жалкое, душераздирающее зрелище. Впрочем, чернь осталась в восторге.

Я особо не следил за изредка прорывавшимися сквозь дымную завесу лепестками огня, позевывал и ждал появления менялы. Казненного было ни в малейшей степени не жаль.

Пророк — прежний? Альв?! В какую только нелепицу не уверуют иной раз люди!

Понемногу огонь угас, и дым рассеялся, открыв обгорелое жуткое нечто, оставшееся от человека. Удовлетворенные горожане начали понемногу расходиться, площадь стала пустеть, а торговцы принялись раскладывать на прилавках свои товары. Тогда и появился меняла.

Сразу после окончания экзекуции на крыльцо поднялся пожилой сарцианин, непривычно кряжистый для этого племени, с копной курчавых волос, некогда черных как смоль, а теперь казавшихся серыми из-за седины. На груди его солидно покачивалась цепь с эмблемой цеха золотых дел мастеров. Следом шел еще один сын ветра — молодой и поджарый.

Меняла потрепал по голове мальчишку с подбитым глазом, сунул ему мелкую монетку и сказал:

— Беги, сынок, купи пряник. — Затем обратил свое внимание на меня. — Сеньор по делу? — спросил он на хорошем североимперском.

Я подтвердил коротким кивком.

Сарцианин отпер замок и первым шагнул через порог, я прошел вслед за ним, сел за стол и выудил из-за обшлага камзола пару талеров, отобранных специально из-за сточенных краев. Скитания по городам и весям давно приучили меня, что не следует менять большие суммы в незнакомых местах, а люди подобной профессии лучше всего раскрываются, оценивая именно порченые деньги.

Меняла снял плащ, под тем оказался жилет, вышитый традиционными для северных стран узорами. Столь явное желание походить на местных уроженцев ничего, кроме улыбки, вызвать не могло, но я улыбаться не стал и молча пододвинул талеры на другую сторону стола.

Хозяин устроился напротив, пробежался по монетам пальцами и мельком глянул на них через увеличительное стекло, затем взвесил каждую по отдельности. Оба раза мерные гирьки перевешивали и приходилось добавлять к талерам дополнительные грузики.

— Монеты сточены! — вынес вердикт меняла. — В одной пятьдесят девять крейцеров, в другой — пятьдесят восемь крейцеров и один грешель.

Не став оспаривать вердикт, я молча кивнул, и тогда мастер углубился в сложные вычисления, ловко перекидывая нанизанные на спицы счетов костяшки с одной стороны на другую. Каждое свое действие он сопровождал необходимыми пояснениями, а под конец озвучил итоговую сумму:

— Четыре марки и три фердинга. Согласны?

Я вновь кивнул, но доставать кошель, дабы обменять остальные деньги, не стал. Прежде решил оценить монеты, которые предложит хозяин лавки.

Как в воду глядел! Тут все и пошло наперекосяк! Меняла пристально уставился на меня и немного помедлил, затем отправил талеры в прорезь крышки железного ящичка и начал выкладывать на стол какие-то медные квадратики. Пять, десять, пятнадцать и еще четыре — девятнадцать.

Я взял верхний и придирчиво изучил его. С одной стороны обнаружился герб великого герцогства, с другой — виднелась надпись:

«1 фердинг серебром».

— Что это, мастер? — спросил я, никак не выказав своего раздражения.

— Четыре марки и три фердинга, — немногословно ответил тот.

— Я отдал вам серебро, его и хочу получить взамен, — сказал я, не повышая голоса. — Если это… сложно для вас, просто верните мои талеры.

— Невозможно, — покачал головой меняла.

— Не отличите мои монеты от собственных в ящичке? — понимающе улыбнулся я, прекрасно знакомый с подобного рода уловками.

Хозяин лавки никак мое предположение не прокомментировал, лишь указал на нелепые фердинги и веско произнес: