Лев Соколов - Золотой конвой [СИ]

— Однако Эфрон прав. — пробормотал Краузе. Ветховато тут. Как бы не присыпаться…

— Там потолок был накатный. А здесь сделан свод.

— Ну да…

— Идемте дальше по главному ходу.

Они двинулись дальше. Ход расширился, и превратился в комнату. Лучи фонарей выхватывали фрагментами из тьмы старый длинный топчан у стены. Не выморенный как свод, он казался совсем ветхим. С другой стороны, шел некий деревянный стеллаж, с торчавшими из него стержнями. На стене были устроены полочки, на которых стояли какие-то миски.

— Общее спальное место. — Заметил Краузе. — Что-то вроде казармы.

Медлявский тронул рукой миску на полке, посветил внутрь.

— Лампада, — до сих пор фитиль торчит. Окаменело все…

Краузе посветил в другую сторону, на стеллажи. На одном из стержней что-то висело, смотанное кольцами, то ли веревка, то ли еще что. Краузе тронул, и та хрупко развалилась кусками, опав на пол. В углу стеллажа стояло… — Краузе подошел поближе.

— Копье! — Он осторожно тронул бурый наконечник. — это ж сколько тут всему лет? Выходит, еще до появления огнестрельного оружия! Это ведь, может, научная ценность. Сюда бы археологов.

— Вы больше все руками хватайте, чтоб оно совсем развалилось — ехидно посоветовал Медлявский. — То-то археологи вас потом поблагодарят.

Краузе одернул руку от копья.

— Впрочем, — Вздохнул Краузе — какие уж теперь археологи…

— Ничего прапорщик, смута не вечна. — Медлявский осветил фонарём вокруг. — Когда-нибудь война кончится, заживем как прежде… Будут вам археологи. Может даже, наши имена в науку попадут, за открытие.

— Думаете? — Оживился Краузе.

— Ну, на краеведческом уровне, точно. А пока пойдемте, посмотрим дальше.

Они двинулись в ход в дальнем конце подземной «казармы». Там он свернул вправо.

— Поворачиваем, сообразно ходу вала наверху, — заметил Краузе.

— Вы правы… Что тут?…

Ход вывел еще в одну комнату. Это помещение было так же укреплено деревом, но не все. Одна из стен была каменной. Не искусственный, а природный камень. В нем зияло отверстие, — так же скорее природного характера — неровных скальный ход уходил вниз. Кое где, в самых крутых местах, впрочем, явно облагороженный человеческой рукой, сделавшей ступеньки.

— Экий вертеп… — Посветил в ход Краузе. — Холм-то, выходит, скальный.

— Так ведь и снаружи недалеко видна скала. Помните?

— Да. Полезем?

— Ну… — Медлявский глянул внутрь. — Вы же хотели увековечить имя в науке? Вдруг там самое интересное? А то, представьте, сообщим мы о находке. Так и так, нашли древнюю крепость, а вниз не пошли, потому что испугались… Товарищи засмеют.

— Идемте! — Краузе решительно шагнул в зев пещеры.

Они начали осторожно спускаться вниз.

— Воздух с землистым духом, но терпимый, да? — Сказал Краузе на ходу. — Я вот только сейчас подумал, что в пещерах могут быть ядовитые природные газы.

— Поздно подумали, — отозвался Медлявский. — Но да, вроде дышится нормально.

— Как вы думаете? Это русская крепость? — Спросил Краузе.

— Не знаю. Может и нет. Тут и до русских люди веками жили. Если не ошибаюсь, это земли бурят-монголов. А до них еще кто-то был…

— Так ведь, то дикари.

— Дикарь — понятие условное. Крепости-то они строить точно умели. Сибирь был край дальний, но от мира не оторванный. Были у них связи с разными землями.

Ход тем временем окончился, и вывел в большую скальную пещеру.

— Пусто, — Разочарованно водя лучом фонаря, констатировал Краузе.

— А вы чего хотели?

— Не знаю. Чего-нибудь.

— А мне эта пещера, так очень даже нравится, — задумчиво осмотрелся Медлявский.

— Чем же?

— Не забывайте, что мы не ищем сокровища. Мы их спасаем.

— То есть вы думаете?.. — Переспросил Карузе.

— Да. Пойдемте-ка наверх.

Гиммер открыл воспаленные глаза, и попытался оглядится, тяжело и вяло ворочая бессильной головой. Над собой он видел только низкий потолок, со старыми деревянными скрепами, на которых играли отблески освещавшего помещение живого огня.

— Где?.. Я… — Просипел Гиммер, пытаясь двинуться под давившей будто плита, неподъёмной шубой.

В поле зрения появилось расплывчатое лицо солдата в папахе. С трудом сфокусировав взгляд, Гиммер разглядел на папахе кокарду русской армии. Затем, вглядевшись, вспомнил и лицо. Это был один из солдат-поводырей, из команды унтер-офицера Овчинникова.

— Очнулись, ваше благородие? — Спросил солдат. В поле зрения появилась оловянная кружка. — Воды хотите? Теплая.

Гиммер кивнул, и разлепил потрескавшиеся от мороза губы. Солдат одной рукой поднял Гиммеру голову, другой аккуратно прислонил кружку к его губам. Вода смочила губы, горло, потекла по щеке. Это было хорошо. Миг хорошего в нескончаемом мутном мареве лихорадки. Солдат осторожно напоил его, вытер какой-то тряпицей что пролилось с лица. Действовал солдат с привычной ловкостью няньки. Видно, доброе сердце, и долгий уход за животными породили в нем деликатность, которой позавидовала бы иная медицинская сестра. Гиммеру каким-то оттенком мысли стало стыдно, — не должен офицер быть в таком виде перед солдатом. Но ему было так плохо, что и эта мысль отошла. Другие думы, поважнее, всколыхнули сердце.

— Спасибо, солдат… — Ворочая непослушными, будто чужими губами, просипел Гиммер. — Как… фамилия?

— Докукин я, ваше благородие. Рядовой 5-го обозного парка.

— Докукин… — Гиммер опять попробовал приподняться. — А… где мы?

— Лежите, лежите, — ваше благородие, — мягко толкнул его в грудь солдат. — Мне их благородие, штабс-капитан Медлявский велели тут же сообщить, коли вы очнетесь. Чичас, током его позову, вы и побалакаете.

Солдат поднялся, подхватил от стены звякнувшую ремнем винтовку, и куда-то побежал. Только и затих топот его сапог. Гиммер заворочался. Руки под накинутой шубой двигались будто он был в какой-то морской впадине, на многокилометровой глубине, и на каждое движение приходилось преодолевать давление толщ воды. Дотянулся до кобуры, провел рукой по клапану. Оружность на мгновение уняла тревогу.

Снова послышались шаги, на этот раз парным перестуком. В поле зрения появилось лицо Медлявского. Озабоченный грустный херувим, с обмороженными щеками и шрамом.

— Как вы?

— Медлявский… Где мы?.. — Повторил свой главный вопрос Гиммер.

— В старом заброшенном форте, Климентий Максимыч. Обнаружили его прямо посреди тайги. Бог знает, сколько ему лет… Я оставил здесь отряд на отдых. Какие-никакие стены, и можно спокойно развести костер.

— А красные?

— Дали им отлуп.

— Преследуют?

— Бог весть. С того боя, где вас ранило, пока не появлялись.

— Плохо… — Прошептал Гиммер.

Медлявский на минуту задумался, что означает это «плохо». Впрочем, в какой-то мере, да: неизвестность, — худший враг военного…