Вернор Виндж - Конец радуг [litres]

Бобу явно полегчало.

– Роберт, нам не стоило так увлекаться темой школьных обязательств. Надо было и о другом…

– Нет, все в порядке. У меня домашка.

Роберт изобразил улыбку и начал отступление по лестнице под снайперским взглядом Элис. Если бы не безмолвное сообщение Мири, он бы сорвался на бег.

И, кроме того, Элис пока не появлялась в ванной первого этажа.

Он занялся домашкой. Пришел Хуан и почти полчаса отвлекал его на объяснения иммерсивных [26]набросков. Роберт должен был подготовить такой набросок к завтрашнему дню для урока Чумлиг. Хуан остался доволен. И Роберт тоже; он компенсировал несколько дней отставания и возился с шаблонами Хуана, пока все не распределил. Господи, нам пятерку за одну только совместную координацию обязаны поставить . Проза мальчишки стала почти годной, а у Роберта получился неподдельно красивый иммерсив. Он отметил, что Мири помогла вымыть посуду и ушла к себе в комнату. Боб и Элис остались сидеть в гостиной. Он установил триггер активности на первом этаже и на некоторое время забылся, продолжая поэтапно улучшать графику.

О боже! Целый час прошел! Он быстро глянул, что там внизу. В санузле первого этажа никого за это время не было. Пришло сообщение от Томми Паркера. Клика интересовалась, как успехи с его частью подготовительной работы.

Он снова посмотрел вниз. Странно. Он перестал воспринимать гостиную. Обычно этот ракурс присутствовал в домашнем меню, но сейчас гостиная стала такой же приватной зоной, как и спальни. Он встал, прокрался к двери, тихо приоткрыл ее на полдюйма и принялся шпионить старым проверенным способом.

Они спорят! И Боб аж белый от ярости. Он все повышал и повышал тон, пока не сорвался на хриплый крик:

– Да мне насрать, если ты им нужна! Последний раз всегда следующий. Но в этот раз ты не…

Боб запнулся на середине вспышки гнева. Роберт наклонился, приложил ухо к двери. Ничего. Даже осторожной обтекаемой болтовни. Сын и невестка перенесли срач в эфирные выси. Но Роберт не переставал подслушивать. Он слышал, как Элис и Боб кружат по комнате. В какой-то момент – хлопок ладони, подобный пистолетному выстрелу. Элис на обеденном столе злость выместила? Полуминутное безмолвие – и хлопнула дверь.

Спустя секунду вернулся вид гостиной. Боб остался один и смотрел на дверь спальни первого этажа. Несколько мгновений он простоял так, потом обошел гостиную и плюхнулся в любимое кресло. Снял книгу с кофейного столика. Одна из трех физических книг на нижнем этаже – да и та подделка, с динамической компиляцией.

Роберт Гу тихо прикрыл дверь своей спальни и сел обратно в кресло. Поразмыслив, отстучал на виртуальной клавиатуре:

Роберт Мири: Что все это значило?

Мири находилась в двадцати футах от него по коридору. Почему бы просто не пройтись туда и не постучаться? Или навестить ее виртуально? Может, у него развилась привычка избегать Мири, а может, за словами безмолвной переписки спрятаться легче.

И возможно, не ему одному нужно прятаться. Почти минуту он ожидал ответа.

Мири Роберт: Это не из-за тебя.

Роберт Мири: О’кей. Но в чем проблема?

Мири Роберт: Нет никакой проблемы.

На этом сообщение закончилось, но Мири послала вдогонку следующее.

Мири Роберт: Элис готовится к новому заданию. Ей это всегда тяжело. А Боб злится.

Еще одна пауза.

Мири Роберт: Роберт, это дела морпехов. Мне не положено про них знать. А тебе тем более. Извини. EOF.

EOF – старомодное обозначение конца файла. Роберт подождал, но больше ничего не получил. Но этот разговор с Мири стал самым продолжительным за два месяца. Что делает маленькая девочка со своими тайнами? А тайны эти явно куда важнее, чем ему казалось. Ей доступны каналы связи лучше, чем у всей цивилизации двадцатого века, но этикет, диктуемый гордыней, не позволяет делиться болью. А может, она с друзьями это обсуждает?

У Роберта Гу-старшего не было друзей, но он в них и не нуждался; этим вечером достаточно поводов отвлечься – кризис, томительное напряжение, все такое. Он продолжал краем глаза следить за передней ванной и за дверью в берлогу Элис. Боб все еще читал, но глаза его поминутно перебегали с книги на дверь.

– Профессор, можем ли мы сейчас поговорить?

Голос прозвучал у него за плечом.

Роберт чуть не подскочил на кресле, с такой поспешностью обернулся на звук.

– Господи-и-и!

Это был Зульфикар Шариф.

Шариф отскочил, на его лице написалось удивление.

– Вы бы могли постучать, – сказал Роберт.

– А я постучал, – ответил Шариф с легкой обидой.

– Да-да. – Роберт так и не разобрался со всеми причудами «круга друзей» Эпифании. Он жестом разрешил Шарифу остаться. – Ну что у вас на уме?

Шариф весьма правдоподобно опустился в кресло, не утонув в нем.

– Ну, я надеялся, что у нас будет время просто поговорить. – Он подумал. – В смысле, продолжить разговор о ваших «Тайнах веков».

Внизу по-прежнему все без движения.

– …Хорошо. Спрашивайте. – И кто же это? Настоящий Шариф? Незнакомец-Шариф? Шариф – любитель научной фантастики? Или какая-то их противоестественная комбинация? В любом случае слишком подозрительное это совпадение, что он возник именно сейчас. Роберт сел обратно и насторожился.

– Гм… Я не знаю. – Жалобно-забывчивый Шариф? Но тут аспирант внезапно встрепенулся. – Ага! Я надеялся в своей диссертации проследить баланс между красотой выражения и красотой правды, на которую оно намекает. Разделимы ли они?

На этот вопрос следует отвечать с загадочной полнотой . Роберт выдержал многозначительную паузу и пошел словоблудить:

– Зульфи, вам бы уже следовало понять, даже если вы сами и не создаете стихов, что эти понятия нераздельны. Красота помогает зафиксировать правду. Прочтите мою статью в «Каролинговском»…

Бла-бла-бла. Шариф старательно кивал.

– А могут ли, по-вашему, исчерпаться обе составляющие вследствие их связи друг с другом? Красота и правда, я имею в виду.

Э? Вопрос достаточно странный, чтобы сбить его с толку. Роберт покрутил в голове дурацкую идею. Может ли исчерпаться красота? В моем случае ответ утвердительный; я больше не способен творить красивые вещи. А не подначивает ли его снова Незнакомец-Шариф, пока они оба ждут срабатывания серой коробочки?

– Наверное… наверное, может. – И он задумался над второй частью вопроса. – О черт, Шариф, правда… новая правда… давно уже истощена. Мы, люди искусства, сидим на горе отходов, которая накапливалась десяток тысячелетий. Те, кто старательны, разбираются во всем сколько-нибудь значимом. Мы перемешиваем варево, перемешиваем, некоторым это удается с блеском, но, в общем, все наши потуги – лишь приукрашенный ремикс. – Я, что ли, и в самом деле такое сказал?