Вернор Виндж - Конец радуг [litres]

Альфред поднялся на турель пушки и залюбовался резьбой. Туристический департамент Барселоны потратил кучу реальных денег, восстанавливая эти памятники. Если анонсированная на вечер потешная битва грамотно интегрирована с физической реальностью, зрелище будет впечатляющим. Он сверился с мумбайским расписанием и решил, что может задержаться в Барселоне еще на несколько часов.

Роберту Гу полагалось быть мертвым. Он это знал не понаслышке. Он давно уже умирал. И не вполне понимал, как долго. В бесконечном настоящем все было размыто. Это не имело значения, ведь Лена так приглушила освещение, что видеть было особо нечего. А звуки? Какое-то время он носил эти специальные штуковины для ушей – чертовски сложные, но они все время ломались или терялись. Он обрадовался, когда от них удалось избавиться. Осталось нечленораздельное бормотание; иногда Лена костерила его тычками и толчками. Она с ним в туалет ходила, боже-боже. Он только и хотел, что отправиться домой, но Лена ему даже этой простейшей прихоти не позволила бы. Если это вообще Лена. Кем бы она ни была, а вела себя не слишком любезно. Я просто хочу домой…

Тем не менее до конца он так и не умер. Свет временами становился ярче, хотя оставался столь же нечетким. Люди и голоса окружали его: звуки на высоких тонах, запомнившиеся из дома. Они говорили так, словно он должен был их понять.

Раньше, в пору нечленораздельного бормотания, ему было лучше. Теперь все причиняло боль. Долгие поездки к врачу, после которых всегда болело сильнее. Какой-то парень утверждал, что он сын Роберта, и заявлял, что место, где Роберт находится сейчас , и есть дом. Иногда его выкатывали наружу, чтобы он послушал пение птиц и ощутил яркий солнечный свет на лице. Не-ет, это не может быть дом. Роберт Гу помнил свой дом. С заднего двора виднелись заснеженные горные вершины. Бишоп, Калифорния, США. Такое вот местечко. А это не оно.

Но если даже это и не дом, сестренка здесь, с ним. Кара Гу была с ним раньше, в темноте, исполненной нечленораздельного бормотания, но тогда он ее не видел. Не так сейчас. Понемногу он стал различать ее высокий певучий голос, похожий на звон колокольчиков, которые мама вешала дома на крыльце. Наконец наступил день, когда его выкатили в патио, и он вдруг почувствовал солнечный свет более ярким и теплым, чем… за очень долгое время. Даже размытые области стали резче и цветастей. Высокий голосок малышки Кары: Роберт, ты это, Роберт, ты то… И…

– Роберт, хочешь, я тебе окрестности покажу?

– А? Что? – Собственный язык показался Роберту липким, голос – хриплым. Ему внезапно явилась мысль, что в темноте и бормотании он, наверное, очень долго не разговаривал. И еще что-то, более странное… – Кто ты?

Настало молчание, словно вопрос сочли глупым или уже слышали многократно.

– Роберт, я Мири. Я твоя внуч…

Он сделал рукой резкое, насколько мог, движение.

– Подойди ближе. Я тебя не вижу.

Размытый контур переместился к нему и заслонил солнце. Это уже было не призрачное присутствие за плечом или в воспоминаниях. Размытая форма превратилась в лицо, до которого считаные дюймы. Прямые черные волосы, маленькая круглая физиономия, улыбается так, словно он самый крутой парень на свете. О да, это и вправду его сестренка.

Роберт протянул руку, ощутил тепло ее руки в своей.

– О, Кара, как я рад тебя видеть.

Он не дома, но, наверное, где-то близко. Он помолчал.

– Я… Я тоже рада тебя видеть, Роберт. Прокатимся? Я тебе окрестности покажу.

– …Да, это было бы неплохо.

После этого все происходило очень быстро. Кара что-то сделала, кресло развернулось, снова стало темно и уныло. Они оказались в доме. Она, по своему обыкновению, засуетилась: шляпу на него нахлобучила. Продолжала его поддразнивать, например, спросила, не хочет ли он помыться. Роберт чуял присутствие убийцы, который выдавал себя за его сына. Злодей шнырял где-то рядом и за всем подсматривал.

Потом они проехали – что это, входная дверь? – на улицу. Кара катила его инвалидное кресло по пустынной улице, окаймленной высокими тонкими… пальмами, вот как называются эти деревья. Это не Бишоп. Но рядом с ним была Кара Гу – хотя такой приветливой он ее не помнил. Малышка Кара приятная особа, но с ней это недолго, нет-нет да и ударится в какой-нибудь дьявольский розыгрыш, по всему дому потом за ней гоняй. Или наоборот. Роберт улыбнулся своим мыслям. Интересно, как долго на сей раз намерена Кара ангелочка корчить? Может, она думает, что он болен. Он попытался шевельнуться в кресле. Не получилось. Гм. Да никак он и вправду болен?

– Во-от, мы живем на Хонор-Корт. Вон там дом Смитсонов. Их сюда с Гуама в прошлом месяце перевели. Боб считает, у них будет пятеро… упс, нельзя об этом говорить. А парень командира базы вон там живет, в угловом доме. В конце года у них свадьба… А это ребята из школы, не хочу пока про них говорить. – Кресло Роберта заложило резкий поворот и покатилось по другой улице.

– Эй! – Роберт снова попытался приподняться. А что, если эти ребята – его друзья? Кара снова его подначивает. Он бессильно осел в кресле. Запахло медом. Над ними протянулось что-то вроде кустарниковых ветвей. Дома: серо-зеленые размытые контуры. – Ну и прогулочка! – простонал он. – Ни Хре На не вижу.

Кресло резко затормозило.

– Правда? – Маленькая шалунья с трудом сдерживала хихиканье. – Не переживай, Роберт! Мы твои глаза зафурьячим по спектру, будут как новенькие.

Бр-р.

– Мне очков вполне достаточно, Кара.

Может, она от него очки прячет.

В яркости света и сухости ветра, гулявшего по улицам, было что-то… что-то принуждавшее задуматься, а какого, собственно, черта он прикован к инвалидному креслу.

Они проехали еще пару кварталов. Кара без устали подшучивала над ним.

– Тебе не жарко, Роберт? Может, обойдешься без одеяла? Солнце тебе голову напечет, Роберт. Дай я тебе шляпу поправлю.

В какой-то момент дома кончились. Они очутились словно бы на краю длинного спуска. Кара утверждала, что в той стороне горы, но Роберт не видел ничего, кроме размытой бежево-охряной полосы. Ничего похожего на подпиравшие небо горы Бишопа, штат Калифорния, США.

Потом они вернулись под крышу, в место, откуда начинали, – домой. Там было все так же темно и уныло; комнатное освещение потерялось во мраке. Веселый голосок Кары замолк. Она сказала, что пойдет уроки делать. Роберту уроки делать не требовалось. Злодей взялся кормить его. Он, как и прежде, выдавал себя за сына Роберта. Но он же совсем взрослый. Потом очередная унизительная поездка на горшок, больше напомнившая полицейское дознание. Еще через некоторое время Роберта оставили в милосердном мраке и одиночестве. У них даже телевизора не было. Только тишина и далекие, тусклые лампочки.