Роман Афанасьев - Проклятие Оркнейского Левиафана [СИ]

Шагая по мощеной брусчаткой улице, тянувшейся вдоль набережной, перегороженной покосившимися заборами, Маккензи непроизвольно замедлил шаг. Хоть он и редко путешествовал по городу, но отлично помнил карту Лонбурга, висевшую в холле Колледжа, и потому ему не составило труда сориентироваться. Здесь, на северном берегу Тары, располагались три старейших дока, где разгружались баржи с зерном. Два дока принадлежали старейшей Континентальной Компании, доживающей последние дни, а один — новейшей Звезде, перекупившей несколько мелких кораблей у разорившихся владельцев судов. Практически все причалы с разгружающимися речными судами были огорожены высокими заборами, а из‑за них торчали покосившиеся бараки и наспех сооруженные высокие пакгаузы. Со всех сторон доносился непрерывный шум работающих паровых двигателей и грохот, сопровождающий любые погрузочные работы. Из нескольких распахнутых ворот на улицу выливался поток обитателей доков — грузчики, матросы, рабочие, торговцы разносным товаром — вся эта толпа сновала взад и вперед по улице, напоминая растревоженный муравейник.

Очутившись в такой непривычной среде, Томас даже не сразу понял, что заметен на этих улицах не хуже бельма на глазу хромого шарманщика. Лишь поймав несколько весьма вызывающих взглядов, Маккензи сообразил, что, пожалуй, не стоит идти прямо по центру улицы. На ученом был длинный плащ, под ним прятался привычный черный сюртук, доходящий до колен. Из его отворотов выглядывала белоснежная рубашка со сменным воротником, на голове красовался вычищенный до блеска цилиндр. В руках Томас сжимал плотно свернутый новый зонт. На ногах у него были обычные оксфордские ботинки на шнурках, когда‑то блестящие, а ныне, увы, покрытые плотным слоем уличных нечистот. В целом, молодой ученый заметно выбивался из толпы обычных обитателей задворок верфей и доков, что кидали косые взгляды на красавчика, забредшего в их владения.

Томас тихонько переместился на другую сторону улицы, поближе к домам из серого камня, с облупившейся штукатуркой. Пробираясь от крыльца к крыльцу, он следовал за загадочным незнакомцем, отчаянно надеясь, что местные обитатели примут его хотя бы за строительного инспектора, явившегося осмотреть развороченную улицу.

Подозрительный тип, как оказалось, вовсе не спешил. Он шел шагах в двадцати впереди Томаса, довольно уверенно, но, кажется, совершенно бесцельно. Порой он останавливался, чтобы взглянуть на мелочевку в лотке уличного торговца, или перекинуться парой слов с подозрительными типами, оттирающимися у открытых дверей лавок.

Такая неторопливость была на руку Томасу, и он тоже не спешил — уверившись, что незнакомец не делает попыток скрыться, он старался не подходить к нему близко, чтобы не обнаружить себя. Просто шел по улице вдоль потрепанных домов, лавируя в толпе местных завсегдатаев и стараясь ни с кем не сталкиваться. Дома здесь были подстать жильцам — потрепанные и грязные. Первые этажи были сложены из серых тесаных камней. Остальные — надстроены из кирпича, щедро вымазанного серой же штукатуркой, что отваливалась огромными кусками, обнажая кирпичную кладку. На первых этажах этих уродливых зданий, чьи окна были чаще всего плотно закрыты ставнями, располагались всевозможные лавки. Здесь торговали всеми пряностями востока, табаком из Таркии и Бангалора, коврами, копчеными цыплятами, грубыми плохо выпеченными кусками хлеба, веревками и фонарями, свечами и маслом для светильников, потрепанной одеждой и еще тысячей всяких штуковин.

Заинтересовавшись изображением крылатой свиньи, лишь отдаленно напоминавшей упомянутого на вывески борова, Маккензи отвлекся, и лишь краем глаза заметил, как взметнулся плащ–крылатка. Обернувшись, он увидел, как плащ незнакомца исчезает за облупившимся углом дома, до которого было шагов двадцать, не меньше. Маккензи бросился следом, расталкивая прохожих и шлепая по грязным лужам, скрывавших в себе омерзительно скользкие ошметки мусора.

В мгновенье ока запыхавшийся Томас долетел до заветного угла, завернул за него, и оказался в узеньком переулке, разделявшим два старых дома. Глухие высокие стены, полутьма, кучи мусора, доходящие до пояса и лишь впереди — тусклый просвет. Именно там, впереди, у света, и мелькала темная фигура незнакомца в плаще. Маккензи понимал — еще минута, и тот раствориться в этом чудовищно грязном лабиринте. Бежать за ним привлекая внимание? Оставить все как есть?

Незнакомец тем временем двинулся дальше, забираясь все глубже в переулок, и Томас принял решение. Придерживая рукой цилиндр, он бросился следом, отчаянно размахивая рукой с зонтом, чтобы сохранить равновесие. Незнакомец, тем временем, куда‑то свернул и исчез. Маккензи прибавил шаг и добрался до крохотного перекрестка, где переулок выходил на крохотную пустую улочку, что больше походила на задние дворы. Вылетев на нее, ученый поскользнулся, проехался по грязи до противоположного крыльца, оглянулся, и увидел, как незнакомец нырнул в очередной переулок, что выглядел еще более узким, чем первый. Не размышляя ни секунды, Маккензи ринулся следом, уворачиваясь от веревок с подсыхающим стираным бельем, с вечным сероватым налетом угольной пыли.

Ворвавшись в узенький переулок, Томас обнаружил, что незнакомец исчез. Но проход между домами был прямым как стрела и Маккензи решительно углубился в полутьму, исполненный решимости довести дело до конца.

Практически бегом он преодолел переулок и в самой его глубине наткнулся на развилку. Налево уходил крошечный ход между двумя стенами без окон. Направо вел, собственно, сам переулок, что постепенно расширялся и должен был, когда‑нибудь, вывести на новую улицу. Томас остановился. Проклятье! Похоже, вся его эскапада закончилась ничем. Куда мог пойти незнакомец? Направо, к выходу на улицы этого квартала, чтобы затеряться в толпе, или налево — в укромные лабиринты задворок? Куда же свернуть?

Размышляя над этим нелегким вопросом, Томас сосредоточился и вдруг услышал за спиной топот ног. Резко обернувшись, он отпрянул от неожиданной картины — у него за спиной, из полутьмы, вдруг возникла настоящая банда преследователей. Их было пятеро — крепких на вид докеров в промасленных куртках, что бежали по узкому переулку, порой сталкиваясь на ходу и отчаянно бранясь. Вел их за собой мерзавец с огромными черными усами, пытавшийся зарезать Томаса прошлой ночью.

Бежать было поздно — это Томас отлично понимал. Преследователи были уже в двух шагах от него, и Маккензи не сомневался, что если он подставит им спину, в нее тут же вонзится нож. Поэтому он отступил на шаг, вжался спиной в грубую каменную кладку, перекинул зонт в левую руку и выставил его перед собой наподобие сабли. Правую руку Томас сунул в карман, нашаривая свое изобретение, что доставляло ему столько неудобств во время погони.