Жан Рэй - Красноглазый вампир

Никто из опрошенных не вспомнил, что когда-либо держал в руках и даже видел подобный камень. Однако один из евреев в Сохо, Авраам Блюм, сообщил кое-какие сведения, которые показались Тому существенными.

Блюм долго разглядывал камень, взвешивал его на ладони, что-то бормотал себе под нос, покачивая взлохмаченной головой.

— Эти камни не имеют большой ценности, — сказал он, — потому что на них нет спроса. Но камень такого размера может быть известен и занесен в музейные каталоги. Нет! Этого камня в европейских магазинах не было. Эти камни находят на Урале, где к ним относятся с пренебрежением. Их даже боятся из-за плохой репутации. Они, похоже, приносят несчастья. Я вроде слышал от моего почтенного отца, что арабские торговцы гоняются за ними, чтобы обменивать на что-то в Центральной Африке. Колдуны-фетишисты держат эти камни для своих колдовских занятий.

— Какого рода колдовские занятия? — спросил Том Уиллс.

Авраам Блюм пожал плечами:

— Откуда мне знать? Я не ученый человек. Но один путешественник, который побывал в широтах этих проклятых чернокожих, может знать больше. Молодой человек, это всё, что я могу вам сказать.

Том Уиллс вернулся с этими сведениями, и учитель, похоже, остался доволен ими.

— Не впервые даже в наши современные времена излишнего прогресса весьма древние колдовские практики подталкивают каких-либо безумцев или опасных маньяков на совершение преступлений, — сказал он, забирая лунный камень. Затем он посетил некоторых известных путешественников и долго изучал книги о путешествиях.

Тщетно! Книги оставались немыми, а путешественники по Африке, признавая ценность опала для некоторых колдунов, как камня ночных духов, других его качеств не знали.

Гарри Диксон изучил камень под микроскопом.

Камень никогда не был в оправе, никогда не был частью какого-либо украшения. Это был просто камень. Как он оказался в руке покойницы? Тайна, которая только сгущала остальные тайны.

— А играл ли он какую-нибудь роль в преступлении? — спросил как-то Том Уиллс.

Устами молодого человека глаголет здравый смысл, но учитель отказывался согласиться с ним.

Том обходил улицы Лондона без особой надежды. Он писал от имени учителя крупнейшим ювелирам Европы. Ни одного интересного ответа получено не было. Несмотря на их редкость, опалы на рынке не имели хождения.

Поиски кингстонских полицейских в городе и его окрестностях результатов не принесли. Преступник исчез, как легкое облачко, не оставив ни малейшего следа, могущего привести к нему.

Однако самые ужасные преступные дела иногда выливаются в гротескные, даже комические интермедии.

Мистер Стенли Бэнкс почувствовал это на себе.

После убийства мисс Картер миссис Болланд охладела к нему. Она не могла простить ему грязных подозрений и инсинуаций по отношению к Доре Маркхольм.

Мистер Бэнкс клялся, что докажет вину молодой женщины, которую уже называл кингстонским вампиром.

Как многие сыщики-любители, он предпринимал абсурдные демарши, множил смехотворные поиски.

И однажды вечером ему показалось, что он близок к цели.

Он провел тяжелые полчаса в Болланд-Хауз, где хозяйка приняла его с подчеркнутой холодностью.

Он в ярости вышел на улицу, горя желанием закончить свое личное расследование.

Он уже миновал зону первых городских огней и вышел на Хайвей, исключительно темный в этот вечер, поскольку несколько фонарей не горели или были разбиты ночными бродягами.

Вдруг он услышал, что кто-то бежит вслед за ним.

Он обернулся и едва не умер от ужаса: невероятно бледная Дора Маркхольм бежала к нему из тьмы.

Стенли Бэнксу ее лицо показалось ужасающим, искаженным страстью к убийству (это были его собственные слова). Храбрый Бэнкс со всех ног пустился прочь, оглашая окрестности воплями, которые могли поднять на ноги весь город.

Как безумец, он вбежал в первый попавшийся пост полиции, чей огонек различил издали, и счел его спасительным маяком.

После сбивчивого рассказа адвоката два сержанта проводили его к месту происшествия, но тщетно обыскали Хайвей во всех направлениях, не найдя ни собаки, ни кошки, а тем более «вампира».

Этот эпизод, не без иронии изложенный в Кингстон Диспатч, окончательно уронил несчастного адвоката в глазах миссис Болланд, которая раз и навсегда запретила ему появляться в ее доме.

Гарри Диксон узнал об этом глупом происшествии значительно позднее и, как мы увидим дальше, весьма сильно сожалел об этом.

Вторая интермедия, начавшаяся как гротеск, обернулась истинной трагедией.

Однажды утром громкий звонок прозвучал у входной двери миссис Кроун. Едва дверь открылась, как какой-то смешной человечек, потрясая невероятно большим зонтиком, потребовал немедленной встречи с Гарри Диксоном.

— Я — жертва самого отвратительного преступления этого века! — возопил он. — Увы, мой малыш Бен и моя дорогая Фрида! Мои бедные дети!

Добрячка миссис Кроун немедленно сжалилась над судьбой несчастного отца, как вихрь взбежала по лестнице и ворвалась в столовую, где Гарри Диксон и Том Уиллс заканчивали утреннюю чашку чая.

— Там бедняга, у которого подло убили двух детишек, господин Диксон! — выкрикнула она.

Сыщик оттолкнул чашку и велел немедленно впустить столь сильно пострадавшего человека.

Они увидели мистера Спрадла, который вошел со слезами на глазах. Он едва дышал.

— Мой маленький Бен, моя дорогая Фрида! — хныкал он.

Сыщик удивленно глянул на него.

— Это же мистер Спрадл из Кингстона! — воскликнул он. — А я считал вас холостяком, дрогой сэр.

— Правильно, — ответил мистер Спрадл, — как может глупое женское существо войти в мою жизнь? Зачем мне какая-нибудь сорока, ничего не смыслящая в моих работах?

— Нам показалось, что два ваших ребенка стали жертвой кингстонского вампира, — сказал Том Уиллс.

— И эта самая настоящая истина, мой дорогой господин. — застонал часовщик. — Мой славный Бен и моя красавица Фрида стали, в свою очередь, жертвами адского чудовища. Он вскрыл им животы, разбросав вокруг их тончайшие внутренности…

Гарри хлопнул себя по лбу и едва сдержал приступ смеха.

— Бен и Фрида — это две механических куклы, которые, если не ошибаюсь, украшают колокольню кингстонского колледжа.

— Мои дети! Плоды моих бдений! Великолепные автоматы, предмет черной зависти нюрнбергских механиков. Вы их видели, господин Диксон?

Сыщик кивнул.

— Это, действительно, были своеобразные шедевры, — согласился он.

— Фрида выходила каждые четверть часа из своей каменной ниши, делала небольшой круг по карнизу и ударяла в колокол железным молоточком. Когда наступал круглый час, появлялся Бен. Он приветствовал с высоты башни публику, приходящую посмотреть на него. Любезный взмах шляпой господам, милый жест дамам, потом он грозил пальчиком непослушным детишкам, а затем отбивал положенный час. Фрида и он исполняли несколько па вальса и выразительно глядели на публику внизу. Так они указывали час обеда.