Мехтильда Глейзер - Эмма, фавн и потерянная книга

– Эмма, – повторила стрекоза. – Э-э-эмм-мма-а-а-а-а!

– Перестань! – попросила я. – Ты бумажная. Ты не можешь ни летать, ни говорить.

– Эмм-мма-а-а, – продолжала шелестеть стрекоза.

Это было уже слишком.

Я сделала глубокий вдох и дунула.

Кружась в воде, все дальше и дальше уносимая вниз по ночному Рейну, стрекоза зашипела с осуждением.

В следующий миг я проснулась в своей кровати и удивилась. Говорящая бумажная стрекоза? Вот спасибо, уважаемое подсознание, что-нибудь более нелепое создать не могло?

13 августа 1603 года от Рождества Христова

Этим днем братья из аббатства Святого Георгия доставили нашему господину, высокородному графу фон Штольценбургу, три стопы бумаги из недавно возведенной бумажной мельницы, исполнив также поручение переплести ею шесть книг и украсить их искусными изображениями, подобными наброску, что граф милостивым образом оставил в моих записях. Граф желает вручить книги своей благородной супруге в связи с рождением второго сына.

Один из братьев за работой

попал меж колес мельницы,

и монахи испросили отсрочку на неделю,

чтобы предать брата своего земле и оплакать.

Граф великодушно позволил.

Также, кажется, иные из святых братьев

с той поры страшатся мельницы и плодов ее.

Быть может, страху тому причина то,

что немало братьев видели несчастье своими глазами.

На следующий день в двадцать один пятнадцать в школьный подвал вошли Дарси де Винтер и Тоби Белл, хорошо выглядящие, хорошо одетые и, конечно, из хороших семей, насколько известно. Не успели они прибыть в замок, как стали главной темой разговоров, среди женской половины учащихся особенно. Но увидеть прибывших пока мало кому довелось – видимо, юноши окопались где-то в западном флигеле. Я тоже еще не встречала их и потому с любопытством следила за тем, как они входят в самое большое подвальное помещение, где проводились танцы, бывшую темницу.

Наблюдения, сделанные Ханной издалека, кажется, соответствовали действительности: парни действительно оказались ужасно привлекательными. Один – высокий блондин. Лицо усыпано веснушками, и сам он выглядел так, словно провел лето занимаясь сёрфингом на Атлантическом побережье. Юноша с улыбкой разглядывал веселящихся школьников, прокладывая себе путь к бару.

Его друг, наоборот, казался совсем не таким солнечным, хотя бы из-за того, что с недовольной миной кривил губы. Ростом этот тип даже превосходил своего друга на полголовы. Его темные волосы, расчесанные на аккуратный пробор, были того же цвета, что и глаза. Он, в отличие от «серфера», стоял у дверей, словно решая, не поздно ли развернуться и уйти.

Думаю, у юноши были на то причины. В конце концов, никто их сюда не звал. На «Первом уроке» – так называлась вечеринка – мы, штольценбургцы, издавна отмечали начало учебного года в последнюю субботу лета, и проводилась она только для учеников. Раньше, когда образование было куда большей роскошью, чем сейчас, все происходило иначе. В этот день ученики действительно посещали первое занятие в году. Профессора со строгими лицами, курящие трубки и носящие бакенбарды, по очереди держали приветственные речи. А все школьное братство до поздней ночи протирало штаны на неудобных стульях, и ученики, наверное, занимались только тем, что старались не заснуть ненароком.

Но сегодняшнее мероприятие давно считалось зоной, свободной от учителей. Не пришел даже Фредерик, и мне было немного досадно. Я основательно потрудилась над своим внешним видом: Шарлотта по-особенному уложила мне волосы. Пусть Фредерик здесь больше и не учится, в летние каникулы он все еще регулярно работал в саду замка. Конечно, я понимала, что сегодня он тут не появится, но до последнего надеялась на обратное.

А что же нужно на вечеринке двум загадочным гостям? Кажется, никому, кроме меня, их появление не мешало. Наоборот, в глаза бросалось, как быстро обоих парней окружили девчонки.

Я вздохнула и задумалась о более важных делах. Например, об украшении зала. На этот раз пришел наш черед заниматься организацией праздника, и мы с Шарлоттой до начала каникул целыми неделями мастерили на уроках творчества декорации из папье-маше и фольги. Это тоже была традиция: старшим ученикам предлагалось выбрать тему нового учебного года, чтобы только что поступившие в интернат школьники поломали голову насчет ее. «Космическая одиссея 2001 года» была самым безобидным предложением из возможных.

Я вспомнила, как ужасна была паучья вечеринка два года назад. Повсюду висели волосатые ноги и паутина, увы, неотличимая от настоящей (а в подвале была и та и другая). Уж лучше планеты из воздушных шаров, газетной бумаги и клейстера. Они хотя бы не щекочутся.

Мы с Шарлоттой и Ханной почти весь день убили, развешивая декорации по своему вкусу. Главное, в этом году мы, кажется, сумели поразить младшеклассников (и я очень надеюсь, что они вспомнят об этом весной на выборах старосты). Жемчужиной оформления зала стал громадный спутник из обувной коробки и осколков зеркала, исполняющий роль дискотечного шара – благодаря встроенному моторчику он вращался посередине комнаты вокруг своей оси. Ну, то есть должен был вертеться.

Я раздумывала, насколько уместно притащить стул на площадку для танцев, забраться на него и заглянуть внутрь спутника на предмет поломки, пока ученики вокруг заняты песней группы Fanta 4 (музыка сегодня тоже была из две тысячи первого). Но вдруг мне на глаза попалась Ханна, стоящая на краю танцпола и наблюдавшая за тем, как Синан из нашего класса пьет лимонад.

Она рассеянно теребила ленту на своем платье, и та заметно помялась. Ну вот.

Я пробилась к подружке и спросила:

– Все хорошо?

Ханна кивнула. Она все не могла отвести взгляд от парня, прислонившегося к стене в нескольких метрах от нас.

– Э-э… у тебя немножко не выходит быть незаметной, – попробовала я осторожно. – Может, подойдем?

– Куда?

Я кивнула в направлении Синана.

Ханна покраснела:

– Глупости. С чего мне…

Она опустила взгляд на помятую ленту.

– Пойдем, я вас познакомлю.

– Что? Нет! Я не знаю. Нет, лучше не надо.

Лицо Ханны приобрело цвет вареного рака. Музыка переключилась на какой-то трек Мадонны. Неподалеку от нас танцевал «серфер», причем отплясывал он, ко злости всех девчонок, с… Шарлоттой! Видно было, как весело они болтают, в то время как мрачный друг «серфера» стоит со скрещенными руками, прислонившись к двери, и осматривается с недовольным видом. Почему он вообще остался? Видно же, что от вечеринки его тошнит.

Нет, Шарлотта права. Этот вечер создан для того, чтобы получать удовольствие.