Рональд Малфи - Кость бледная

А затем он оказался снаружи, на снегу, и дрожал от холода. Его лицо онемело, слезы бриллиантами застыли в уголках глаз. За деревьями и полукругом заснеженных холмов пастельной лентой прорывался рассвет. Пол опустил глаза и увидел перед собой цепочку следов в снегу, которые уходили вперед. Он заморгал и понял, что прошел по этим следам до самого края скалистого уступа. Заглянул вниз, отпечатки ног продолжались и там. Они вели прямиком к склону и исчезли в зияющем черном провале. Он был похож на рот. Или на единственный глаз.

Пол вглядывался в него невыносимо долго, все тело онемело, заледеневшие слезы в уголках глаз пронзали кожу каждый раз, когда он моргал. Резали до крови.

Там, внизу стояла фигура. Мальчик с овечьей головой. Мертвые черные глаза пристально смотрели на него. Отпечатки на снегу вокруг существа были маленькие, круглые. Следы копыт.

– Нет, – произнес очень близко чей-то голос.

Пол почувствовал, как сильная рука схватила его за предплечье. Появилось ощущение, что его тянут – тащат – назад. Он закрыл глаза и не слышал больше ничего, кроме скрипа шагов по утоптанному снегу. Ничего, кроме стука собственных зубов.

Когда он открыл глаза, то снова увидел крошечное солнце. Возможно, он улыбнулся. По крайней мере теперь ему было тепло. Хотя бы немного.

– Все в порядке. С тобой все в порядке. Останься со мной еще на секунду, Пол.

Он почувствовал, как что-то коснулось губ. Холодное. Влажное . Он не столько пил, сколько открывал рот, позволяя блестящей струе воды прожечь ледяную дорожку по его раскаленному, пережатому горлу. Он поперхнулся. Закашлялся. Из глаз брызнул фейерверк. Звук его криков раскидал диснеевских зверюшек, словно кегли в боулинге.

– Пей медленно, – произнес голос.

Воздух с шипением выходил из легких. Полу казалось, что его тело сдувается. Он подумал, что, наверное, мог бы открыть глаза и сесть – он мог бы использовать эти горящие угли в печи, как якорь, который не даст комнате вращаться, – но едва эта мысль появилась, как он почувствовал, что сознание снова погружается в темное и бездонное море.

Крошечное оранжевое солнце опять возвратилось. Он жил внутри него. Оставался там, в тепле и безопасности. Это было лучше сада. Это были объятия матери.

Пол бесконечно долго смотрел в одну точку, прежде чем сообразил, что не спит. В голове все еще играла симфония, но он обнаружил, что теперь лучше контролирует свою моторику. Он поднял к лицу ладонь. Согнул пальцы. Почувствовал зловещее онемение с тыльной стороны ладони и тупую боль чуть ниже. Суставы задеревенели. Рану на ладони закрывали два пластыря крест-накрест.

Он сел, словно человек, вышедший из комы. Кругом все еще была темная комната с горящим солнцем в центре, поэтому он продолжал смотреть на тлеющие оранжевые угли, чтобы сохранять равновесие. Ему удалось замереть в сидячем положении, упершись головой в обитую мехом стену. Странные маленькие безделушки, которых было не различить в свете очага, свисали с потолочных балок. «О боже, боже, боже, мои ноги…» Он свесил ноги с края импровизированной кровати и опустил их на пол. Ботинок не было, но ступни были обмотаны чем-то настолько теплым, что вспотели. Пол осознал, что все его тело – один сплошной парадокс: одновременно потное и дрожащее; зудящее, но одеревеневшее; разбухшее, но истощенное.

Он попытался встать, но головокружение опрокинуло его обратно на задницу, сердцебиение состязалось с «бам-бам-бам» его головной боли. «Пусть грянет оркестр, ребята! [26] Строчка из песни «Strike Up the Band» Эллы Фицджеральд. – тело мерзло, а в животе кипело какое-то жирное рагу. – Не двигайся слишком быстро. Один аккуратный шажок за раз».

Дверь открылась прямоугольником жемчужного цвета. Ворвался холодный воздух, и капли пота застыли у Пола на лбу. Он увидел заснеженную землю снаружи, а дальше – темную завесу сосен. Он поднял взгляд и увидел, что безделушки, свисавшие с балок, были маленькими, сделанными из веток распятьями, множество крестов разных размеров висело, словно солонина в гастрономе.

В проеме появилась фигура. Человек вошел в хижину и прикрыл за собой дверь. Черный силуэт замер. Взглянул на Пола.

– Ты очнулся, – сказал мужчина. – Я так и думал. Хорошо. Хорошо.

– Где… – начал Пол, но остаток фразы зажало в горле.

Во рту пересохло, язык распух. И от простого произнесения единственного слова гортань словно начинали кромсать бритвенные лезвия. Он закашлялся, что было даже больнее, чем говорить. Мужчина зажег керосиновую лампу, висевшую на низкой потолочной балке. В комнате посветлело, и полог из распятий задрожал, точно живой. Приступ кашля поутих, Пол провел пальцем по несуществующим слезам, которые, как казалось, жгли щеки, и уставился на фигуру, освещенную лампой. Волосы человека были длинными и влажными, темные локоны вились на лбу и висках. Борода, такая же густая и черная, ползла вверх по скулам. Мужчина был одет в тяжелое пальто с меховым воротником, а на плече его лежала винтовка. Несмотря на то что этот облик был ему незнаком, Пол без труда узнал человека, который стоял перед ним.

– Дэнни, – выдавил он, не обращая внимания на отчаянную боль в горле, – Дэнни.

Пол изо всех сил пытался подняться, но почти потерял равновесие – мир, казалось, решил стряхнуть его в космос.

– Не пытайся вставать.

Дэнни бросился к нему, скинул ружье на пол и обхватил брата рукой, не давая ему осесть, когда ноги Пола подкосились. Дэнни оттащил его обратно к импровизированной койке и помог устроиться. Прежде чем отпустить, Дэнни чуть сжал его в объятьях, а потом поцеловал в макушку. Он уже отошел и поднимал винтовку, когда Пол осознал, что же только что произошло.

– Как… – начал он, но сморщился от боли в горле.

– И не разговаривай пока, – сказал Дэнни.

Он повесил винтовку на стену, а затем скользнул сквозь тени в заднюю часть хижины. В переплетении света от печи и лампы Пол смог лучше рассмотреть обстановку: топор, прислоненный в темном углу; клетчатый спальник, расстеленный у дальней стены; шестизарядный револьвер, покоившийся на сплющенной подушке. Другие предметы проступали медленнее, но их присутствие не так сбивало с толку: несколько кастрюль и сковородок, старая кофеварка, несколько пар тяжелых сапог выстроились в ряд под пальто, висевшими на противоположной стене, маленькая и аккуратная стопка романов в мягких обложках на полу. Звериные шкуры, приколоченные к стенам, некоторые настолько большие, что Пол подумал: не медвежьи ли? Одежда на гвоздях и еще больше одежды, вываливающейся через край деревянного ящика. Коленчатый дымоход пузатой печки уходил в сводчатый потолок. Пол увидел, что его кровать – это просто ящики, покрытые ячеистым поролоном.