Пальмира Керлис - Бесконечно белое [litres]

– Не передумала? – сыто выдохнула Анита, и я вздрогнула.

О чем это она? А, пирожное. Невероятно! В нее все влезло.

– Меня в полицию вызвали. Через два часа нужно быть у следователя. Насчет Сони. Думаю, это по поводу… вчерашнего.

Анита медленно отпила коктейль и осторожно поставила бокал обратно на стол.

– Ага, – произнесла она без каких-либо детских интонаций и выпрямилась. – Записи с камеры взяли и проверяют людей. Быстро они ее имя узнали!

Я промолчала. Хватит Кире одного Паши, тот и без помощи Совета заклюет.

– Делай вот что, – Анита сцепила пальцы в замок, – говори, что отправила Соню в наш фонд, поскольку у нас есть программа помощи пациентам со сложно диагностируемыми психическими расстройствами. Случай у нее именно такой, подходит идеально. Договорились мы, или нет – ты не в курсе, и лезть в это не хочешь. У подруги характер нелюдимый, на излишнюю заботу реагирует нервно. И раньше бывало, что пропадала на пару дней – то загулы, то в одиночестве подумать. Потому ты и не бегаешь за ней по пятам. Главное, ничего не придумывай и не изображай – ни недоумение, ни спокойствие, ни рассеянность. Актриса из тебя так себе.

Да уж…

– Ни в коем случае не защищай ее, – добавила она. – Ты вообще не знаешь, что там было. Понятно?

– Вполне, – пробормотала я, надеясь, что последнее все еще относилось к походу в полицию.

Что ж, раз у нас такой откровенный разговор, и Анита не прячется за маской милой девочки, стоит попробовать выяснить то, что меня мучает…

– Помнишь нашу первую встречу, – начала издалека. – Весной, в аэропорту…

– Помню.

– Мы обсуждали убийства клиентов Киры. Ты рассказывала, что это может быть некий ритуал. Обмен энергией между Потоком и реальностью, получение особенных способностей.

Анита молча кивнула.

– Откуда взялась эта информация?

– У Совета полно архивов. Сотни лет все из ряда вон выходящие случаи фиксируются и изучаются. Можно сделать выводы.

– Что за случаи? – Я облизала пересохшие губы. – Кто-то уже эти способности получал?

– Лера, – она покачала головой, – реши, чего ты хочешь. Действительно разобраться в происходящем или подругу выгородить.

Жаль, что не заказала кофе. Уткнуться бы в него сейчас…

– Ты волнуешься за Соню, – сказала Анита, просто констатируя факт, – а я за тех, кто вокруг нее.

За окном резко потемнело. Ветер трепал деревья, гнал листья по асфальту. Будет дождь.

– Та медсестра из клиники, – донеслось словно сквозь вату. – Наша работница из фонда, около пяти десятков пострадавших в офисе. Что дальше, Лера? Среди взятых в ментальные заложники могли оказаться дети. Ты готова и это оправдывать?

Пусть она замолчит. Пожалуйста… Я на секунду зажмурилась, пытаясь избавиться от непрошенных сомнений. Повернулась и на выдохе произнесла:

– Надеюсь, Соня быстро разберется со своими проблемами. И все выяснится.

– Надейся, что за это время она еще кого-нибудь не лишит рассудка.

Взгляд у нее был жесткий и колючий. Глаза в глаза, без намека на компромисс. Слов не было. Да и о чем тут говорить? Анита подтянула к себе бокал с осевшей сливочной пеной, отпила. Я встала, накинула плащ.

– Если что – звони, – донеслось в спину.

Я кивнула и вышла на улицу. В лицо рывками бил ветер, на черной ряби воды качались желтые листья. Холодно. За тучами и не определишь, где же оно – солнце… Нет, нельзя раскисать. Впереди встреча с Романом, и от меня отчасти зависит, станут ли Соню искать дальше. Обязана справиться… И справлюсь. Другого варианта нет.

По опустевшей набережной ветер гнал растрепанный пакет чипсов, следом бежал взъерошенный поджарый голубь, на ходу склевывая разлетающиеся крошки. Навстречу, взявшись за руки, брела парочка. Одинаково счастливо-бессмысленные лица, рыжие всполохи счастья над головой. У выхода из сквера все так же сидела женщина в тюрбане из платка. Та самая, что была с Анитой. Она отрешенно смотрела в одну точку – прямо перед собой, и теребила ремень изрядно потертой сумки. Толком не зная зачем, я подошла к ней и присела на край скамейки.

Женщина повернулась, удивленно моргнула.

– Лерочка?

Она меня знает? Откуда?..

– Ты меня и не помнишь, наверное, – вздохнула та. – Когда уж это было. Ты изменилась… Повзрослела. А я мать Стасика, Вера Петровна.

Я выдавила улыбку. Никакие Стасики упорно не вспоминались.

– Вы часто все вместе пропадали, – Вера откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза, – в этом вашем клубе, или центре.

Стас… Точно! Из предыдущей группы, курсом старше. Белозубый, веселый, пел под гитару, катал Соню на мотоцикле и мастерски подделывал голос Вениамина, по телефону не отличишь. Постоянно всех разыгрывал. Накануне совершеннолетия попался в ловушку. Первый, кого я знала лично. Сколько их потом было…

– В центре, – отозвалась я осторожно, – психологическом.

– Ага, в нем. В те годы счастливая ходила, думала – психолог будет! А то мотоциклы, да мотоциклы. Шлем надеть не заставишь, жаловался, что ощущения не те. Боялась, разобьется… А в итоге…

Она замолчала, уставилась на покрытые тонкими морщинками руки.

– Мне очень жаль, – тихо сказала я.

Тогда, помню, ревела. А теперь как-то притупилось. Все же больше десяти лет прошло.

– Выкарабкается, – с упрямой надеждой произнесла Вера. – Не везло нам просто. Диагноз никто из врачей поставить не смог, не то что вылечить… А тут программа экспериментальная. И клиника, говорят, хорошая.

– Какая клиника? – спросила я, предчувствуя неладное. Сочетание «программы» и «непоставленного диагноза» говорило само за себя.

– Фонд заграничный, – Вера кивнула в сторону злосчастного офиса Совета, – изучает тяжелые случаи психических заболеваний. Нам повезло – предложили Стасика в свою клинику забрать. Бесплатно! Теперь он точно поправится.

Приплыли… Я глубоко вдохнула, на макушку капнуло. Раз, второй, третий. Над рекой повисла легкая дымка, по набережной забарабанил дождь. Я вытащила зонт, укрыв нас обеих. Вера задумчиво размазывала капли по растрескавшейся коже старой сумки. Эксперименты, клиники… Безнравственно это – давать ложную надежду. Не поправится ее Стасик. Никогда. Попавшие в ловушку все равно что мертвы, их сознание поглощено, и вернуть его невозможно. Я накрыла ее холодную ладонь своей и сказала:

– Идемте, Вера Петровна. Я провожу вас до метро. Дождь же, промокнете.

Вера оторвалась от своего занятия и подняла голову.

– Дождь? И правда, – она благодарно посмотрела на меня. – Спасибо, Лерочка.

Ветер трепал полы плаща, задувал под зонт холодные брызги. Я аккуратно обходила разлившиеся по асфальту лужи, Вера шла рядом, держа меня под руку. Редкие прохожие обгоняли, бежали вперед, прикрывая от ливня головы – кто зонтом, кто пакетом, кто распахнутым журналом. У перехода с красной буквой «М» толпился народ, виски мгновенно сдавило, перед глазами поплыли крупные пузыри, такие же, как в лужах.