Кристина Эрман - Пожирающая Серость [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Да, ей не хватило сил, чтобы справиться со своими эмоциями самостоятельно. Из-за этого она причиняла людям боль – даже тем, кого любила. Вайолет это тоже могла понять.

– Прости, – сказала она Джунипер. – За то, что я наговорила о тебе и Роузи.

Джунипер приподнялась и взяла руку Вайолет:

– Я тоже хочу извиниться. Не представляю, как тебе было страшно разбираться со всем в одиночку. Я столько всего хочу тебе показать. Столькому хочу тебя обучить.

– О Четверке Дорог? – спросила Вайолет.

Джунипер улыбнулась:

– И о городе тоже. Но то, что ты сказала о семье своего отца… ты была права. Ты заслуживаешь познакомиться с ними, и они заслуживают узнать тебя, если ты этого хочешь. Больше никаких секретов. Никакой лжи.

И когда она наклонилась, Вайолет позволила себя обнять.

Прихожая дома Готорнов ничуть не изменилась. Джастин провел рукой по каменной стене, ощутил знакомый прохладный, гнетущий воздух на своей коже. К окну прижималась извилистая ветка боярышника, словно рука, манящая его внутрь.

По городу уже распространялась правда о его неудачном ритуале. Надеть в школу каменный кулон вместо медальона было легко. Трудности только начинались: шепот в коридорах. Презрительные взгляды на занятиях. Замкнутые лица людей, встречающихся на главной улице, хотя раньше они были открытыми и дружелюбными. О, какую же это приносило боль.

Но боль приятную, как крепатура после долгой пробежки.

– Спасибо, что приютил меня, – сказал Джастин Айзеку, задержавшемуся в прихожей.

Айзек провел пальцем по краю живописной рамки с фотографией. Его лицо выглядело омраченным, озабоченным. Джастин знал, что он работал над восстановлением Закусочной, хотя Августа уже заплатила за ущерб. Казалось, будто это случилось много лет назад, но прошла всего неделя. И все же, за это короткое время многое успело измениться.

Айзек посмотрел на него, и в голове Джастина пронеслись все странности, которые он заметил в поведении друга за последние недели. Айзек занял боевую стойку, плечи выпирали вперед, словно он собирался на битву с врагом. Но они с Джастином были единственными людьми в комнате.

– Раз уж ты вернулся домой, я должен тебе кое-что сказать, – его голос был очень осторожным. – Джастин, с меня хватит.

Юноша подумал, что ему послышалось:

– Что? С тебя хватит?

Айзек твердо смотрел на что-то над головой Джастина.

– Ты когда-нибудь замечал, что я всегда рядом? Ты просишь меня оказать тебе поддержку. Помочь Вайолет. Помочь Харпер. – Имя Харпер он произнес с очевидной неприязнью. – Я всегда соглашаюсь. Но больше я так не могу.

Джастин думал, что пережил свой самый страшный кошмар, когда провалил ритуал. Но появляющееся в груди чувство было даже хуже.

– Я не понимаю. Ты злишься на меня?

Лицо Айзека скривилось от страдания.

– Я никогда на тебя не злюсь. В этом и проблема.

В его голосе слышалось что-то странное. Нежность, не сопоставимая с обидой на его лице.

И вдруг Джастина охватила быстрая, неприятная волна понимания, словно его голову окунули в ледяную воду.

Он вспомнил, как Айзек взял его за руку на вечеринке в амбаре. Как он поднялся из пепла Закусочной, но не для того, чтобы спасти себя, а чтобы защитить Джастина. Как Айзек недолюбливал Харпер. Та полуулыбка, которая появлялась на его лице только при появлении Джастина – полуулыбка, которую он никак не мог разгадать.

Он знал, что Айзек бисексуал. Что формально такой вариант был реальным.

– Значит, – хрипло произнес Джастин. – Вот оно как.

Руки Айзека сжались в кулаки, но воздух вокруг них не мерцал.

– Да.

– И как давно это так?

Губы Айзека дрогнули:

– А ты как думаешь?

В животе Джастина похолодело от осознания:

– Полагаю, я должен был заметить.

Он просто отказывался в это верить. Поскольку эти чувства были для него невозможными, и Айзек тоже об этом знал.

– Наверное, ты не хотел этого замечать. А я думал, что, возможно, со временем все пройдет, и нам никогда не придется говорить об этом. – Айзек замолчал, на его скулах заходили желваки. – Я знаю, что ты не… Я и не ожидал ничего такого. Черт, я не хотел, чтобы этот разговор вышел странным, но, похоже, у меня нет выбора.

– В этом нет ничего странного. – Но слова прозвучали неубедительно даже для самого Джастина.

Он заставил себя посмотреть в глаза другу, но в них не было боли, которой он боялся. Вместо нее он увидел смирение, и это было даже хуже.

До чего жестоко и безнадежно несправедливо.

– Раньше ты мне не врал, – сказал Айзек.

– Ладно, это немного странно. – Голос Джастина охрип от отчаяния. – Но это не значит, что мы должны перестать общаться.

– Значит, – голос Айзека был полон решимости, – ты в долгу передо мной, Джастин, даже если сам никогда этого не понимал. Я делаю все, что ты захочешь, потому что твое счастье важнее моих страданий. Так что мы не можем оставаться друзьями. Я должен заботиться и о себе. И после всего, что я для тебя сделал, ты не имеешь права пытаться меня остановить.

Айзек был рядом, когда семья Джастина ополчилась против него. Его непоколебимая преданность придала Джастину храбрости, чтобы противостоять Августе и рассказать Четверке Дорог правду. Он нуждался в Айзеке – но впервые в жизни этого было недостаточно, чтобы заставить его остаться.

От мысли о том, как ему будет больно, у него скрутило желудок; ярость опаляла юношу изнутри. Но с его стороны было бы невероятно эгоистично возражать.

Айзек принял решение. Джастин был обязан к нему прислушаться. Поэтому он не промолвил ни слова, когда его лучший друг спокойно и целенаправленно вышел за дверь.

Страница с музыкальными нотами над пианино была далека от идеала. Вайолет перечеркнула половину придуманного. Повсюду были написаны потенциальные варианты фразировок. Вайолет медленно сыграла кусок, а затем сделала паузу, чтобы добавить новые ноты, новые возможности.

Ей было страшно начинать писать музыку. Чистый лист пугал ее с первой минуты, как только она села за инструмент, ее разум мгновенно опустел. Но стоило преодолеть первую волну сомнений, как ее было не остановить. Разумеется, она будет играть и чужие композиции. Но в создании чего-то нового была особая радость.

Произведение, которое написала Вайолет, было простым и неуклюжим. Она не могла сделать так, чтобы диссонантные аккорды переплетались друг с другом. Но однажды, быть может, у нее получится написать то, что захотят сыграть другие люди.

Вайолет делала это не для Роузи. Но она знала, что сестра все равно бы ею гордилась.