Джозеф Финк - Исчезающий город [litres]

Джон Питерс замер, чувствуя, как ужас удерживает его на месте. Фигуры в капюшонах стали досаждать ему после «посадок» невидимой кукурузы (а может, посадок безо всяких там кавычек. Всеобщее движение за невидимую пищу обрело такой размах, что даже он не был уверен, настоящая кукуруза или нет). Вскоре после того, как он объявил о первом урожае, он обнаружил, что после заката фигуры в капюшонах слоняются по его полям. Они медленно шли по пашням, шевеля руками так, словно раздвигали кукурузные стебли. Джон перестал выходить из дома после наступления темноты и в конце концов стал бояться оставаться в темноте даже в своем доме. Он спал с включенным светом, надевая маску для сна, чтобы поддерживать нормальный цикл сна. Но тонкая полоска света там, где маска соприкасалась с носом, напоминала ему о страхе, который, в свою очередь, напоминал ему о странных фигурах, разгуливавших по полям с посевами, которых там не было, которые напоминали ему о том, что он может сеять лишь невидимые культуры, что напоминало ему о его полном фиаско в качестве фермера. Он лежал без сна, таращась в изнанку маски, пока свет вокруг носа не менял яркость и он не понимал, что настает рассвет.

Фигуры образовали круг по краям ямы. Карлос и Ниланджана ринулись вслед за толпой, выскользнув через проем в круге. Радиошум оглушительно ревел и больно бил по ушам. Фигуры в капюшонах колыхались на ветру, но тьма под ними оставалась полной и неизменной. Джон Питерс наконец-то попытался бежать, но проемов больше не осталось. Он пятился назад до тех пор, пока земля у него под ногами не осыпалась, после чего свалился вниз, в мягкую грязь, по-прежнему кишевшую червями. Выбраться из ямы было невозможно. Он остался один. Раздался режущий уши визжащий звук, похожий на кошачий вой, долгий и повторяющийся. Фигуры в капюшонах стояли плащ к плащу, так что мира за пределами ямы больше не было видно. Затем они начали яростно трястись. Все сильнее и сильнее. Джон Питерс свернулся калачиком, вжавшись в шевелившуюся под ним землю и надеясь, что в самом лучшем случае его просто убьют.

Джон Питерс никак не нравился Ниланджане, однако она не собиралась безучастно стоять, когда человека забирают фигуры в капюшонах. Карлос оттаскивал ее прочь, желая спасти, но она вырвалась и рванулась обратно к яме.

– Ниланджана, что вы делаете?

Хороший вопрос. В круге возле ямы проемов больше не было, так что, не дав себе времени оценить данные и выработать план, Ниланджана набросилась на одну из фигур. Завизжал фон обратной связи. Радиошум заревел в два раза сильнее. Но внутри плаща она не ощутила физического тела – он рухнул, как разделяющая комнаты занавеска, когда она врезалась в него. Спрыгнув в яму, она обхватила рукой Джона Питерса, который был всецело поглощен своим страхом, потащила его застывшее непослушное тело к краю, подсадила и с помощью поджидавшего наверху Карлоса вывела сквозь проем в круге обратно на раскаленную солнцем дорогу. Джон Питерс снова свернулся калачиком. Выпучив глаза и разинув рот, он издавал единственный звук, похожий на бесконечный прерывистый выдох.

– Мешать фигурам в капюшонах противозаконно, – раздался властный голос. Над ними, скрестив на груди руки, возвышалась Памела Уинчелл.

– Ну так арестуйте меня.

Памела прищурилась, но не двинулась с места. Джон Питерс закашлялся, возвращаясь к жизни.

– Где я? Господи, что случилось? Я фермер, на случай, если кто не знает.

У Ниланджаны не было времени слушать ни его лепетание, ни болтовню Памелы.

– Все нормально, Джон? – спросила она и, не дожидаясь ответа, обратилась к Памеле: – Нам можно ехать? – Снова не дождавшись ответа, она повернулась к своему шефу: – Где ваша машина, Карлос?

– Я приехал на автобусе.

– Стив и Эбби уже выбрались отсюда, – сказала Ниланджана. – Давайте я довезу вас до дома. – И она ушла вместе с ним.

– Спасибо, в это время дня городские автобусы просто облеплены тарантулами, – произнес Карлос, когда они шагали к ее машине. – Меня они не волнуют, но я боюсь сесть на одного из них или же случайно притащить домой, если он залезет ко мне в сумку. Бедняге хотелось всего-то добраться до дома после долгого дня, и тут он оказывается у меня в гостиной, а мы с Сесилом визжим.

– Вы боитесь тарантулов?

– О, совсем нет. Просто кричу: «Ты очаровашка!» или «Как тебя зовут, красавчик?».

Ниланджана вырулила со стоянки. Позади них Памела села в свой служебный патрульный автомобиль, лиловый и сверкающий хромом. Следуя за ними, она говорила что-то в запястье, где у нее вроде бы не было микрофона или радио. Ниланджану до сих пор поражали странности Найт-Вэйла, но она уже привыкла к тому, что за ней следят агенты правительства, поэтому воспользовалась моментом, чтобы рассказать Карлосу, что произошло с ней в церкви.

– Так что церковь верит, что это настоящая гигантская многоножка, которая однажды восстанет из-под земли и всех съест, – закончила она.

– Потрясающе. Надеюсь, что так оно и есть.

– А почему вы на это надеетесь?

– Потому что в большинстве религий божества не существуют физически или же нет доказательств их существования. Это затрудняет научное изучение этих сущностей, о которых делаются всевозможные заявления. Если эти радостные последователи поклоняются физической сущности, есть вероятность того, что мы сможем изучить их бога.

– Гигантскую многоножку.

– Многоножки чрезвычайно интересны для науки.

– А что, если мы ее сначала убьем, а потом изучим?

– Нет, – возразил Карлос необычно твердым и решительным голосом. – Никоим образом. Нам нельзя убивать живое существо просто потому, что мы его боимся, или даже из-за того, что мы хотим его изучить. Мертвое существо содержит меньше данных, чем живое, даже если эти данные легче получить. Во-первых, нам даже не известно, как оно живет. Оно одно или есть ему подобные?

– Будем надеяться, что нет.

– Чем оно питается?

– Согласно учению церкви – всем. Всем миром.

– Сомнительно. Как чудовище, пусть даже и большое, поглотит все в мире?

– Очень осторожно.

Карлос кивнул с серьезным видом. Он всегда с трудом понимал шутки.

– Да, это придется делать очень осторожно.

– Карлос, если это существо реально, оно поглотит весь город, прежде чем вы успеете написать страницу наблюдений. Если хотите поговорить о научной ценности, давайте побеседуем о том, что куда легче проводить исследования, если вы живы и не находитесь внутри насекомого.

– На самом деле у насекомого…

– …всего шесть ног. Вы понимаете, что я хотела сказать.

– Ниланджана, наука – это вовсе не опасность. Если только предмет изучения – опасность. Тогда он и есть наука. Фигуры в капюшонах. Эта вот многоножка. У вас появилась прямо-таки тяга к храбрости.