Михаил Фиреон - Детектив Марк Вентура

— Никуда мы не едем! — кивнул в сторону окна полицейский — утром поедем, остаемся. В такую погоду сами сгинем. Дайте выпить.

— Вот и я о том же думаю — отозвался Вертура и, придерживая кружку, словно шантажируя ей лейтенанта прибавил — тогда идите и договоритесь о ночлеге и закажите еще юва и еды, у вас без очереди получается, а меня из-за вас, почти побили.

Лейтенант схватил его кружку, выпил, хлопнул себя по бедру рукавом и лениво направился к шинкарю, выторговывать комнату подешевле, поудобнее и потише. Развернувшись на скамье, Вертура с интересом проводил его взглядом, предвкушая, каких заслуженных тумаков сейчас он получит от разъяренной его первой выходкой толпы, но хитрый лейтенант без очереди не полез, смирено встал в конец и печально, как будто он простой деревенский мужик, а совсем не бравый служащий полиции Гирты, опустил плечи.

Через полчаса полицейские сидели на деревянных кроватях в небольшой комнатке, где всего-то из мебели были эти самые кровати, тумбочка, стойка для мечей, вешалка и стол, на котором в глиняной миске с жиром, густо чадя, горел тряпичный фитиль. За окном печально лил дождь. Сумрак и тяжелый осенний ливень, сквозь который пробивались сполохи далекой грозы, проходящей где-то к северу от городка, за холмами и лесом, навевали самые грустные мысли. Резкие голубовато-белые вспышки молний вырывали из темноты черные изломы крыш домов в стороне и верхушки деревьев стоящего за окном через поле леса.

Комнату полицейским и вправду дали неплохую. Почти в самом дальнем конце дома, уютную и тихую. Большинство постояльцев были еще внизу, ужинали, вели свои дорожные беседы, бодрились, выпивая кружку за кружкой крепкого, отдающего мореным дубом юва, не спешили расходиться. Где-то далеко за стеной запищала волынка — на постоялый двор наконец-то явился очнувшийся после вчерашней бессонной ночи местный музыкант, выпив, заиграл веселый мотив. Ему в ответ с напором засвистели, на весь дом, приветственно закричали так, что затряслись стены. Начались танцы и песни.

Здесь же, наверху, было как-то особенно безлюдно и тихо. За окошком стояла ночная, шелестящая дождем мгла. В сполохах молний за окном проглядывал серый заросший густым, едва ли не достающим до окон второго этажа тревожно шуршащим под ударами непогоды бурьяном перелог, а за ним начинался темный и непролазный, сумрачный таежный лес. Вертура изрядно выпил, и теперь ему стало как-то по-особенному, как бывает только очень-очень далеко от родного дома, на холодной и враждебной чужбине, горько, одиноко и тоскливо. Сейчас он был вдали не только от Мильды, но и даже от той квартиры на перекрестке улиц генерала Гримма и Прицци, к которой он уже успел привыкнуть здесь, в Гирте, и которую уже начал считать своей. Сидел в какой-то уж совсем далекой и абсолютно, вдвойне, чуждой ему глуши в окружении совершенно непонятных, вероломных, шумных и диких, совсем не похожих не то что на него самого, а даже на коллег из полиции Гирты, каких-то до безумия отчаянных и непредсказуемых путешественников по тайге и лесных людей. Ему было печально и неуютно в их окружении и этом месте. Он чувствовал себя совсем одним во всем мире и дурные пьяные мысли одна хуже другой, о ночном налете, о пожаре, о близости скрывающихся в чаще и высокой сорной траве тварях, типа гидры или чего похуже, что могут подкрасться к дому и забраться в окно в любую минуту, лезли ему в голову, тревожили его сердце.

Так детектив и лейтенант сидели друг напротив друга, уткнувшись локтями в стол некоторое время. Мрачно смотрели в кружки, поглядывали в окно на поле, на склон холма и возвышающийся над уродливыми мясистыми листьями лопухов и чертополоха темный лес. Вливали в себя горькое до тошноты юво, наливали по новой из огромного, принесенного мальчиком-слугой кувшина. Оба молчали, пока спиртное окончательно на замутнило головы, даже несмотря на все тяжелые и угрюмые мысли и полное нежелание говорить, не развязало обоим языки.

— Утром сразу едем в город — поделился мыслями лейтенант Турко — раз вы все выяснили, напишем рапорт, подадим в прокуратуру, пусть проводит проверку.

— Настораживает другое — понизив голос, резонно ответил ему детектив — смотрите. Мы приезжаем в карантин, сталкиваемся с людьми, на которых испытывали какие-то диски, как говорит сэр Фанкиль, контрольные. Потом исчезают известный банкир и капитан, а с ними барон Визра. Их везет некий человек, которого рекомендует хозяин этой гостиницы, Кстати, потомственный шинкарь. Этим домом владели его отец и его дед. Они здесь живут, всё знают, что у них тут творится и что за люди эти возчики, они тоже должны быть в деле. Так что налицо то, что он намеренно за определенную мзду завлекает всех желающих добраться быстро до Гирты в карантин, где над этими неудачливыми путниками проводят эксперименты, а потом все говорят, что они пропадают на дороге и это просто глупая случайность, что среди этих неудачников попался сын генерал-губернатора Визры. Но это маловероятно. Шинкарь точно знал, с кем имеет дело, что это важные птицы, что им тоже поставят в грудь контрольные диски и специально подставил именно этих людей. В первом варианте да, это дело для прокуратуры Гирты, но они его закроют, скорее всего казнят этого Дролле как крайнего, как грабителя и убийцу. А если это второй случай и этих людей намеренно вели — они объявятся в городе через несколько дней и надо найти их и проследить, в интересах следствия не навлекая никакого подозрения никакими рапортами и проверками.

— Ага — отозвался лейтенант Турко — только вы уже всем выдали, что мы полицейские из Гирты и ищем сэра Визру.

— Это вы выдали, а я нет — коварно улыбнулся Вертура и склонился над столом — я сказал, что мы друзья барона и ищем сэра Визру по очень важному делу. Одним словом нас считают ночными грабителями, прикидывающимися полицией.

— Дай Бог, чтобы шинкарь оказался глупее чем вы — покачал головой лейтенант и, распустив завязки своей куртки, улегся на кушетку — такие приемы работают только в детективных книжках и то, в таких бездарных, какие пишет наша Анна Мария.

— Она пишет бездарные книжки? — улегся на свою кровать по другую сторону стола, заложил руки за голову детектив — Йозеф, зачем вы полезли драться с ней? Что она вам такого сделала?

— А вы знаете кто она вообще? — бросил ему лейтенант со своей кушетки. Напившись юва, он стал как-то по-особенному зол и охотлив до бесед — она сдаст вас в тюрьму, как только ей скажет леди Тралле, когда будет принято решение, что вы больше не нужны. И еще будет главной свидетельницей обвинения. Как с сэром Лантриксом. Думаете, вы первый, с кем она так любезничает? Она не рассказывала вам? Нет? Так вот был такой человек, имел должность коменданта полиции Южного Берега, сейчас вместо него Тиргофф…. Попал под подозрение. И Хельга сказала Анне также как и к вам, лечь к нему в постель, и все выяснить. А потом его арестовали, год держали в карцере в Этне, потом казнили под предлогом мздоимства и растрат из городской казны. Только когда его вели на плаху у него уже не было ни языка, ни пальцев обеих рук. Чтоб ничего и никого не выдал. Вот такая вот ваша Анна. Нормальная женщина сама в постель не полезет! Ей приказали вас дурить, она это и делает. Мразь она конченая, актриска, тварь лживая, веры ей нет, а вы повелись, драться за нее полезли!