Василий Щепетнёв - Гамбит Смерти

Нужная квартира — на втором этаже. Музыкальный звонок пропел что-то из Россини. Хорошо, не Бетховен.

— Что вам угодно? — на пороге стояла дама бальзаковских лет, приятная во всех отношениях.

— Меня направили из оргкомитета — я протянул квиток.

— Заходите, пожалуйста, — она провела меня в квартиру. — Надеюсь, комната вас устроит. Центр города, а тихо, будто в лесу.

Я огляделся. Быт помещика девятнадцатого века. Пузатенький комод, причудливый шкаф, горка, этажерка.

— Дед с войны привез, — пояснила дама. — Карельская береза.

Я притворился знатоком.

— Как насчет соседей? не шумят?

— Сейчас я живу одна, — нехотя ответила она.

— Мне подходит, — я глянул в окно. По газону с лаем бегал дурашливый пудель, пытаясь привлечь внимание шикарной колли.

— Хотите отдохнуть? — любезно осведомилась хозяйка.

— Нет, пройдусь по городу. Вещи взять нужно из камеры хранения.

— Погода прекрасная, — согласилась хозяйка. — Если меня не будет дома, ключ возьмете в шестой квартире, я предупрежу.

Славный летний вечер — зной ушел, дома вызолочены низким солнцем, и люди неспешно фланируют по главной улице. Я влился в этот ленивый поток и постарался беззаботно прошествовать до перекрестка. Получилось неплохо. Другой квартал. Здорово. Но не стоит злоупотреблять. Скверик, зеленый и чинный, соблазнил меня. Я уселся на скамье, окруженный приторно пахнущими цветами. Сзади зашумело, забурчало. Оказывается, включился фонтан. Забавно. Совсем как в далекой Африке. В обеденный перерыв, когда коллеги-французы тратили франки в ресторане, наслаждаясь европейской кухней и кондиционированным воздухом, мы, русские, экономили. Садились вокруг фонтана и вяло притворялись сытыми. Нищета преследовала везде, и за границей укусы ее были не менее болезненными, чем в России. Платили нам вполовину против французов, но на руки получали едва пятую часть. Остальное переводилось в банк — растите, проценты, большие-пребольшие. Потому и блюли диету, поражая всех в госпитале стройностью фигуры и замкнутостью поведения. А куда с нашими грошиками пойдешь после работы? Бассейны, бары и клубы трудящимся русским не по карману, надо же что-то прикопить на новенький «Форд», предел желаний. Купить, ввезти беспошлинно в Россию и тут же продать. Особо упорные мечтали о московской квартире, но кончали язвой толстой кишки из-за дрянной местной еды. Не каждый способен на подвиг. Я не выдержал режима, вступил в шахматный клуб — он дешевле прочих — и вечерами гонял партийки как с африканскими друзьями, так и со скрытыми агентами спецслужб, пытавшихся расставить капканы в дебрях ферзевого гамбита. На безрыбье я оказался порядочным раком. Даже защищал цвета клуба в дюжине матчей с шахматистами сопредельных стран, заработал международный коэффициент — казенную бумагу, оформленную и заверенную по всем правилам мировой бюрократии. Вот, пригодилась. Банк-то тю-тю…

Из журчания фонтана стали складываться обрывки фраз. Я поспешно встал. Нет, это всего лишь транзистор: на соседней скамейке бабушка крутила ручку настройки. Напрасно, старушка.

Я обошел фонтан; за ним оказалось кафе. Блины в сметане, кофе со сливками. За соседним столиком зашелестели разворачиваемой газетой. Со своего места я разглядел эмблему турнира — самолет, взмывающий в небо с шахматной доски. Интересно, отмечен ли факт пополнения славной когорты профессиональных шахматистов Денисовым Петром Ивановичем? Конечно, нет. Ха-ха.

Я покинул славного преемника общепита, росток будущей экономики, недовольный сам собой.

Перед входом в парк у стенда «Аэро-турнира» собралась кучка знатоков.

— Семнадцать гроссмейстеров, семнадцать! — горячился почтенного вида эксперт. — И какие имена — он, полуприкрыв в экстазе веки, перебирал фамилии. Именно таким я представлял царя Кощея над златом. — Какие имена…

— Песок из твоих гроссмейстеров сыплется, — непочтительно возразил пятнадцатилетний интеллектуал. — Идет новая волна, и победит вообще кто-нибудь, никому не известный. Что имена, нафталин.

Потрясенный столь глубокой прозорливостью, я отошел от спорящих. Неизвестный шахматист. Могила неизвестного шахматиста.

Я изо всех сил старался сохранить бодрое настроение: покатался на карусели, выиграл флакон одеколона в тире — вонючего, противного, — но свежесть покидала меня еще быстрее, чем капитал Россию. Пришлось идти на вокзал, вызволять чемодан.

За те десять минут, что мы добирались до моего пристанища, таксист успел сообщить последние новости открывающегося турнира. Сбылся проект вдохновенного пророка О. Бендера. Все флаги в гости к Васюкам.

Хозяйки не было. Я не спеша распаковал чемодан. На стене отыскал незанятый гвоздик, повесил фотографию, на стол поместил книгу и бювар. Уселся на диван. Устроился.

В больнице сейчас — время процедур. В нашем «тихом» отделении — покой. Никакого шума, все лежат чинно, благолепно. Доктор Дима неслышно ходит по коридору. «Никто не знает своей судьбы — напутствовал он меня на прощание. — Каким бы серьезным не было ваше состояние, нельзя отчаиваться. Мы мало знаем об этой болезни, и еще меньше — о возможностях человека. Препарат приостановит развитие вируса, дальнейшее — непредсказуемо. Прислушивайтесь к себе, организм подскажет, что делать…»

Укус Стачанского не прошел даром. Вирус попал в кровь, в мозг и множится, множится…

Я открыл коробочку с давудином, выкатил на ладонь капсулу, прислушался. Глотать? Организм молчал. Значит, глотать.

Отдохну. Мне отдыхать полезно. Назойливая муха неосторожно пролетела рядом. Цап — и в кулаке. На это я теперь мастер — мух ловить.

Щелкнул замок. Хозяйка вернулась. Я подремывал. Деликатный стук в дверь — и Зоя Федоровна заглянула в комнату:

— Я не помешала?

— Нет, нисколько.

— Идемте чай пить, я мигом заварю.

Мы прошли в кухоньку.

— Я даже не познакомилась с вами как следует. Кроме фамилии ничего и не знаю.

Я пожал плечами:

— Незначащий червь мира сего и недостоин внимания великодушных особ.

— За правду пострадали? — подхватила Зоя Федоровна.

Я рассмеялся. Приятно встретить образованную особу.

— Вы на турнир приехали?

— Точно.

— Играть или судить?

— Играть, играть, дражайшая Зоя Федоровна. Выигрывать.

— Вы сильно играете?

— Самому страшно, как сильно.

— Мастер спорта?

— Берите выше.

— Неужели гроссмейстер?

— Эх, сударыня, что гроссмейстер. Я — третий призер Президентского клуба.

— Какого-какого?

— Президентского. В одной африканской стране президент шахматы любит. Хобби номер два. Лучший друг шахматистов. Никто больше так шахматы во всей Африке не любит.

— Умный, наверное, человек. А первым номером у него что?