Виктор Адаменко - На последней странице

Сбрасывая туфли, он уже смотрел сквозь стекла в гостиную, где за напряженными фигурами домочадцев плыл голубой дым выстрелов. Жена испуганно оглянулась и быстро замахала ему руками.

Очередной американский телебоевик уже начался.

— Слушается дело о сожжении храма Артемиды в Эфесе неким Каломеем, — провозгласил судебный служитель, оторвав судью от тяжелых дум.

— Каломей, зачем ты сжег храм? — спросил судья, размышляя, какую ошибку совершила его дочь, связавшись с этим мерзавцем — как, бишь, его…

— Я хотел прославить свое имя, — отвечал Каломей.

«Если бы тот негодяй не сбежал из Эфеса, я бы приказал утопить его в море», — неторопливо рассуждал судья сам с собой.

— Что? И все? — удивился он, услышав ответ Каломея.

— Мое имя, память обо мне сохранят дотошные историки. Имена ваятелей, создавших храм, забудут, а меня будут помнить вечно! — необдуманно заявил тщеславный преступник.

— Ты ошибаешься, Каломей! Писарь! Вычеркни имя Каломея из дела. А впиши… Герострата! — Судья вспомнил наконец имя несостоявшегося зятя. — Надо быть глупцом, — продолжал судья, — сжигая храм из-за пустого желания славы, говорить об этом мне.

— А каким будет приговор? — спросил палач.

— Утопите его в море, — сказал судья.

И убитого горем Каломея потащили к морю.

— Да! И запретите впредь упоминать имя Герострата, — крикнул вдогонку судья и погрузился в размышления о добре и зле.

На следующий день в городе все говорили о негодяе Герострате и о мудром судье.

Эвмен долго глядел в окно. Обширный институтский двор был пуст. Эвмену нравились те дни — люди называли их выходными, — когда он мог так вот, не спеша, классифицировать полученную за неделю информацию, а все непонятное, как обычно, уточнять во время дежурной встречи с руководителем лаборатории Павлом Филипповичем, или просто Пашей, как звали его сотрудники.

Эвмен услышал, как глубоко внизу, в недрах здания, вздохнул включенный транспортер. Потом по коридору четко простучали каблучки — это был не Паша. В комнату вошла новая лаборантка. Катя.

— Привет, Эвмен, — сказала она.

Рядом с тоненькой девушкой двухметровый робот со своими девятью гибкими конечностями выглядел достаточно представительно. Эвмена обрадовал незапланированный визит. Новой лаборантке Эвмен определенно симпатизировал. По его наблюдениям, отдавал предпочтение Кате и руководитель лаборатории.

— Понимаешь, Эвмен, не выходит одна задача, — сказала Катя. — А без нее мой дипломный проект горит.

— Горит? — удивился робот.

— Ну как ты не понимаешь! Вот условие, послушай.

Робот замер. Только в его огромных глазах-блюдцах иногда пробегали неспокойные блики, отражавшие мыслительный процесс.

Пауза затянулась.

— Да, конечно, без программирования ничего не выйдет, — разочарованно пробормотала Катя.

Махнув рукой, она сделала несколько шагов к выходу. И тут Эвмен схватил со стеллажа фломастер и, подскочив к стене, стал выводить на ее светло-кремовой поверхности какие-то формулы.

— К этому, — робот указал на последний знак, — нужно добавить еще интеграл столкновений.

— Ну конечно же! — воскликнула Катя. — Дальше я разберусь сама. Спасибо, Эвмен. Дай я тебя за это расцелую!

Робот вышел из стадии неподвижности только тогда, когда снизу донесся еле слышный вздох выключенного транспортера. Он оживился, заслышав в коридоре знакомые энергичные шаги.

Павел Филиппович был в добром настроении: ведь вечером он собирался j окончательно объясниться с Катей.

Эвмен пересказал Паше условие только что решенной задачи и спросил, правильно ли он вывел формулу.

— Остроумно, — похвалил его Паша. — Но насколько я помню, тебе не давали такой задачки, — добавил он, скользнув взглядом по стеллажам, набитым книгами и информблоками.

— Попутно пришлось решить… — произнес Эвмен, уклоняясь от прямого ответа.

«У него уже появились свои тайны. Он взрослеет», — мысленно отметил Павел Филиппович. Он уже совсем собрался было уходить, но что-то в поведении Эвмена насторожило его.

— Что еще? — спросил заведующий лаборатории.

— Есть вопрос. Как вы относитесь к Кате?

— К Кате?.. Какой Кате? — Павел Филиппович почувствовал, что начинает краснеть, и метнул на робота подозрительный взгляд. — А почему ты, собственно, спрашиваешь?

— Надо, — лаконично ответил Эвмен.

— Катя хорошая девушка…

— В таком случае, объясните мне, пожалуйста, воспитатель, что означает с ее стороны действие поцелуя?

Мучительная, до корней волос краска залила лицо молодого руководителя лаборатории. «Может, он стал ясновидящим?» — обожгла мысль.

— Я… я не знаю, — пробормотал он.

Робот впервые слышал от человека эти слова.

— В таком случае я сам объясню вам, воспитатель, — великодушно заключил он.

Мистер Смит только что было собрался смешать себе мартини, как раздался отвратительный скрежет, и уже открытая бутылка вермута выскользнула из его рук. Успев подхватить лишь бутылку джина, Смит бросился к окну. За рассеянным сиянием в сотне ярдов от дома ничего не было видно. «О, боже!» — сказал Смит и бросился к телефону вызывать полицию.

Он сделал добрый глоток джина прямо из горлышка — и вдруг услышал странный шипящий звук, доносившийся снаружи через открытую входную дверь. Смит подождал минуту, но шипение не прекращалось, и тогда он осторожно вышел на улицу. Там, где только что было огненное сияние, поднимался густой туман. Смит стоял и смотрел еще минут пять. Когда же он собрался вернуться в дом, чтобы снова глотнуть джина, из тумана вышел человек и сказал:

— Добрый вечер.

— Здравствуйте, — ответил мистер Смит. — Вы из полиции?

— Нет, — ответил незнакомец. — Я оттуда. — И он показал пальцем в сторону тумана. — У меня все-таки испортилась система охлаждения.

— Вы астронавт! — решил Смит.

— Я преодолел расстояние всего в несколько миль. — Незнакомец скромно пожал плечами. — Я скорее путешественник во времени. — Он зажег сигарету. — Единственный в мире путешественник во времени, — добавил он с ноткой гордости в голосе.

— Настоящий? Ну да? Тогда пойдем выпьем. Вермут весь пролился, но джин я спас.

— С удовольствием, — сказал незнакомец, и они вошли в дом.

— Из прошлого или из будущего? — спросил Смит, передавая бутылку своему гостю.