Ларри Нивен - Защитник. Рука закона

В 1900 году Карл Ландштейнер разделил кровь человека на четыре группы, дав пациентам первый реальный шанс на выживание при переливании крови. По ходу двадцатого века развивалась технология трансплантации. Кровь, кости, кожа, почки, сердца — все можно перенести из одного тела в другое. Доноры спасли десятки тысяч людей за эту сотню лет, завещая свои тела медицине.

Но количество доноров ограниченно, и немногие умерли таким образом, чтобы удалось спасти что-то ценное.

Потоп нахлынул менее чем сто лет назад. Один совершенно здоровый донор (такого существа, разумеется, в природе не бывает) мог бы спасти дюжину жизней. Тогда почему осужденный на смерть преступник должен умирать бесцельно? Сначала в нескольких штатах, а потом и в большинстве стран мира были приняты новые законы. Приговоренные к смерти отныне подвергались казни в больницах, где хирурги извлекали все, что можно, для банков органов.

Миллиарды на Земле хотели жить, а банки органов являлись самим воплощением жизни. Если бы доктора успевали менять в человеке детали быстрее, чем они износятся, он мог бы жить вечно. Но они могли это делать только при условии, что мировые банки органов хорошо заполнены.

Примерно сотня разрозненных движений за отмену смертной казни тихо и незаметно прекратила свое существование. Все когда-нибудь заболевают.

А недостаток органов в банках все еще сохранялся. Пациенты по-прежнему умирали из-за отсутствия материала для пересадок. И законодатели планеты откликнулись на постоянное давление народов мира. Введена была смертная казнь за убийство первой, второй и третьей степени [8] — Так в судопроизводстве ряда стран называют убийства с отягчающими обстоятельствами, со смягчающими обстоятельствами и по неосторожности. . За нападение со смертельно опасным оружием. А потом еще за множество преступлений: изнасилование, аферы, финансовые махинации, рождение детей без лицензии. За четыре и более случая ложной рекламы. Почти сто лет эта тенденция нарастала, пока избиратели старались защитить свое право жить вечно.

Но и теперь трансплантатов недоставало. К примеру, женщина, имеющая проблемы с почками, могла годами ждать трансплантата — одной здоровой почки, которой хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Тридцатипятилетний сердечник должен был жить пусть со здоровым, но с сорокалетним сердцем. С одним легким, с частью печени, с заменами, которые изнашивались слишком быстро, весили слишком мало, помогали недостаточно… Преступников не хватало. Неудивительно, ведь смертная казнь — штука страшная. Люди старались не совершать преступлений, чтобы не попадать в донорский покой больницы.

Желающим немедленно заменить разрушенную пищеварительную систему, получить здоровое и молодое сердце или целую печень вместо разрушенной алкоголем надо было обращаться к органлеггеру.

У органлеггерства есть три стороны.

Прежде всего — похищение и убийство. Дело рискованное. Ожидая добровольцев, банк органов не заполнишь. Казнь осужденных преступников — государственная монополия. Так что приходится самому идти и добывать донора — на движущемся тротуаре людного города, в аэропорту, в застрявшей на шоссе машине с лопнувшим аккумулятором, — словом, повсюду.

Продажа почти столь же опасна, поскольку совесть иногда просыпается даже у безнадежно больного человека. Он приобретет трансплантат, а потом отправится в АРМ, сдав шайку и тем самым излечив и болезнь, и совесть. Поэтому сделки заключаются анонимно. Поскольку повторные продажи редки, это не столь важно.

Третья сторона — техническая, медицинская. Это, вероятно, самая безопасная часть. Больница требуется немалая, но разместить ее можно где угодно. Доноры прибывают еще живыми, можно спокойно сортировать печени, железы и квадратные футы кожи, исследуя их на реакции отторжения.

Но это не так просто, как кажется. Нужны врачи. И хорошие.

И вот тут появляется Лорен. Он монополист.

Где он их берет? Мы все еще пытались выяснить. Кто-то изобрел безопасный способ пачками нанимать талантливых, но бесчестных докторов. Был ли это в самом деле один человек? По нашим источникам получалось, что да. И половина западного североамериканского побережья находилась у него в кулаке.

Лорен. Нет голограмм, нет отпечатков пальцев, нет снимков сетчатки, нет даже описания. У нас имелось только это имя и несколько возможных контактов.

Одним из них был Кеннет Грэм.

Голограмма была хорошей. Вероятно, для нее позировали в портретном ателье. У Кеннета Грэма было длинное шотландское лицо с резко выступающей челюстью и маленькими, упрямо поджатыми губами. На голограмме он пытался одновременно улыбаться и сохранять достоинство, в результате чего только приобрел неестественный вид. Его песчаного цвета волосы были коротко подстрижены. Брови над блекло-серыми глазами были такими светлыми, что почти не различались.

Прибыл мой завтрак. Я макнул в кофе пончик и впился в него зубами, только сейчас осознав, что зверски проголодался.

Компьютер воспроизвел на ленте еще целый ряд голограмм. По остальным я пробежался быстро, нажимая клавиши одной рукой, а другой отправляя в рот еду. Некоторые были расплывчатыми, их получили с помощью следящих лучей сквозь окна лавки Грэма. Ни на одном из снимков не было запечатлено что-нибудь предосудительное. Ни на одном из них Грэм не улыбался.

Он уже двенадцать лет торговал электрическими утехами.

Электроман имеет преимущество над поставщиком. Электричество дешево. Поставщик наркотиков всегда может поднять цену; с электричеством этого не получится. Ты посещаешь торговца экстазом только раз, когда делаешь операцию и приобретаешь дроуд, и все. Никто не может пристраститься случайно. В электромании есть своего рода честность. Покупатель всегда знает, во что он втягивается, какой будет результат для него — и какой конец.

И все же, чтобы так зарабатывать на жизнь, как Кеннет Грэм, нужно полное отсутствие сочувствия к людям. Иначе бы он прогонял своих покупателей. Никто не становится электроманом постепенно. Человек принимает решение сразу и идет на операцию еще до того, как пробует это удовольствие. Каждый из клиентов Кеннета Грэма являлся в его магазин, решив покинуть этот мир.

Что за поток безнадежных и отчаявшихся прошел через лавку Грэма! Неужели они не являлись продавцу во снах? А если Кеннет Грэм спокойно спал по ночам, то…

То неудивительно, что он сделался органлеггером.

У него было подходящее положение. Для человека, решившегося стать электроманом, характерно отчаяние. Неизвестные, нелюбимые, люди, которых никто не знал, в которых никто не нуждался, которых никто бы не хватился, — все они проходили через магазин Кеннета Грэма.