Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Хорошо, я пойду вместе с ним читать. До встречи, любовь моя! — послав воздушный поцелуй Доменике я вернулся в свою комнату, где переоделся в чистый костюм и кое-как привёл себя в порядок, а затем направился по коридору в сторону комнаты Стефано. Но когда я только собрался постучаться, оттуда послышался крик:

— Mamma mia! Уберите это дьявольское отродье!

Испугавшись, я вломился в комнату и увидел вжавшегося в спинку кровати сопраниста, а рядом с ним — своего недавнего знакомого, который, по всей видимости, совершал свой утренний обход дворца.

— Успокойся, старина, — я подошёл к Стефано и обнадёживающе похлопал его по плечу. — Это наш новый друг. Полагаю, его прислал дон Пьетро.

— Ох, я чуть не умер от страха! Он так внезапно появился и меня напугал. У нас в Риме не принято держать в доме кошек, они считаются посланниками тёмных сил.

— Маразм какой-то. Вот зато крысы — очень даже «светлые» существа, а главное — «полезные», — с явным сарказмом ответил я.

— Ты прав, Алессандро, крысы — ужасные существа, но я, можно сказать, вырос в их обществе, — усмехнулся сопранист, и я понял, что он имел в виду известных деятелей из Капеллы.

— Утешай себя тем, что ты их, скорее всего, больше не увидишь. Ты ведь намерен остаться здесь жить?

— О, да! Мне здесь очень нравится. Только… холодно слишком, я ночью страшно замёрз и, похоже, заболел.

— Ничего страшного, — попытался приободрить его я. — Это элементарная акклиматизация.

— Элементарная что? Вот клянусь, ты иногда говоришь такие итальянские слова, которых я никогда раньше не слышал.

Чуть позже в комнату Стефано, постучавшись, вошёл лакей Кар-Карыч, дабы передать нам, что его светлость будет ждать нас к полудню в обеденной зале.

Как я впоследствии узнал, здесь был строжайший распорядок дня, установленный Петром Ивановичем: отбой в десять вечера и подъём в шесть утра, а по выходным — обязательное посещение утреннего богослужения в находящейся неподалёку церкви. Нас только на первое время пощадили и позволили выспаться с дороги, но это было исключение. В полдень же вся семья собиралась за обеденным столом.

Старенький лакей объяснил нам, что этот мохнатый монстр — Моська, любимец Петра Ивановича. «Да это не Моська, это целая Морда! Или ещё лучше — Котяра из Мордора!» — ругался я про себя на кота, который, мало что утром нагадил у кровати, так ещё и вздумал на меня шипеть. Как выяснилось, в усадьбе помимо Моськи водилось много кошек, и все они выполняли ответственную миссию «антикрыс». Также в рамках этой важной миссии орудовал целый полк ежей.

К полудню мы — я, Доменика, Паолина и Стефано — должны были отправиться в большую трапезную залу, местоположение которой сообщил мне Пётр Иванович. На самом деле, мы немного опаздывали к назначенному времени, поскольку Доменика сильно волновалась и никак не могла собраться вовремя. Паолина уже давно помогла ей зашнуровать платье, но на этом, как я понимаю, дело не закончилось.

— Ах, Алессандро, ты думаешь, это платье подходит для случая? Я в нём чувствую себя раздетой! — воскликнула Доменика, когда я зашёл наконец к ней в комнату, дабы выяснить, всё ли в порядке и почему так долго.

Моя возлюбленная стояла у зеркала в потрясающем платье из тёмно-зелёного атласа и нервно поправляла воротник. Основная проблема, насколько я понял, была в том, что юбка едва доходила до щиколотки, обнажая изящные ножки в белых чулках.

— Откуда оно у тебя? — поинтересовался я, с наслаждением рассматривая свою прекрасную музу.

— Подарок донны Софии, — ответила Доменика. — Но оно мне слишком короткое.

— Сейчас уже поздно что-либо менять, если мы опоздаем, о нас будет гораздо худшее мнение. Сядешь за стол, и никто ничего не увидит.

Когда мы вошли в залу, то увидели, что за длинным столом сидит человек двадцать народу, отчего я немного растерялся. Шутка ли! Не дворец, а целое общежитие.

Пётр Иванович, как глава семьи, восседал во главе стола, по правую руку от него — Софья Васильевна, только уже не в домашнем халате, а в изящном светло-голубом платье, по левую — пожилая женщина, одетая по русской моде прошлого, семнадцатого века, в роскошном головном уборе, скрывающем волосы, шею и плечи. Взгляд у женщины был суровый и, я бы даже сказал, властный, что подчёркивалось прямыми линиями низких сдвинутых бровей. Но вот когда она взглянула на Доменику, это мне уже не понравилось: в её глазах читалось осуждение. Неужели из-за того дурацкого платья?

Далее, справа от Софьи Васильевны сидел мальчик, прыщавый подросток лет тринадцати, с длинными — до плеч — вьющимися волосами и фосфоринской прядью, одетый по моде восемнадцатого века. Взгляд у этого парня был спокойный, но несколько надменный, наверное, с таким видом я в своей прошлой жизни сидел в офисе. Справа от него сидели ещё трое мелких ребят, от десяти до шести лет, все с белой прядью на правом виске, исходя из чего я сделал вывод, что все четверо и есть те самые внуки Петра Ивановича. Напротив них я увидел девушку лет двадцати пяти — двадцати восьми, приятной славянской наружности, с аккуратным, немного вздёрнутым носиком и светло-русыми волосами. Внешне она была похожа на этих мальчишек. Вероятно, супруга Даниила Петровича, предположил я. Самого же Даниила Петровича за столом не было, впрочем, как и остальных взрослых мужчин, за исключением Петра Ивановича и какого-то напудренного старика с длинным носом, сидевшего в дальнем углу за столом. Зато было много женщин и девушек, о степени родства которых я не мог ничего предположить.

— С величайшею радостию представляю вам наших дражайших родственников из Италии. Александр Петрович, мой сын, инженер и солист Римской оперы. Павла Петровна, моя старшая дочь. Мария Александровна Кассини, маэстро музыки и невеста Александра Петровича, девица редкой добродетели из благородной семьи музыкантов. Степан Иванович Альджебри, непревзойдённый мастер в области интегрального исчисления, математик в десятом колене. Прошу любить и жаловать.

Далее Пётр Иванович официально представил нам всех присутствующих членов нашей большой семьи. Как я правильно угадал, тем надменным подростком был старший сын Даниила Фосфорина, Александр Данилович, названный в честь светлейшего князя Меншикова. Остальные трое — Ваня, Вася и Алёша Фосфорины, казались более дружелюбными и доброжелательными. Шестилетний Алёша периодически порывался ковырять в носу, но его грубо одёргивала сидевшая рядом пожилая няня.

Напротив мальчишек сидела их мама, боярская дочь Евдокия Матвеевна, а рядом с князем по левую руку — его мать, Ирина Фёдоровна, как я уже понял, женщина строгая и авторитетная. Затем нас познакомили с Глафирой Николаевной, женой Павла Ивановича, младшего брата князя, немного чопорной изящной дамой средних лет, и их дочерьми — Дашей, Катей и Наташей, девушками лет тринадцати-шестнадцати. За столом также присутствовала супруга Гавриила Петровича, купеческая дочь Аполлинария Степановна, приятная русоволосая и круглолицая женщина с голубыми глазами, которая, судя по робким осторожным взглядам и действиям, чувствовала себя в дворянской среде не очень комфортно.