Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Что с ней делать? Тебе не по нраву, к домашней работе и рукоделию не способна, — обеспокоенно спросила княгиня. — Поговори хоть ты с ней…

— Э, нет. Не до того мне. Отсутствовал всего полгода, а поместье уже в убитом состоянии. Почему по двору болтаются босые и грязные мальчишки, и у каждого сопля до пояса?! Октябрь месяц! Куда только эти олухи смотрят?

— Так в Петербурге, чай, почти всё время проводят, — вздохнула Софья Васильевна. — Скучно им здесь, а там…

— Что — «там»?! — злобно передразнил князь. — Карты, девки и вино. Так скоро и поместья не останется, и так уже в моё отсутствие человек десять крестьян продали не пойми кому!

— Так Сурьминым продали, тех же, кого у них и выкупали… — робко ответила Софья Васильевна, видимо, пытаясь как-то реанимировать сыновей в глазах супруга.

Мне, если честно, как человеку двадцать первого века, было глубоко противно слушать разговор о том, сколько народу продали и купили, и я переключил своё внимание на странную итальянку.

— Завтра с этими лодырями разберусь. Коли не могут поместье в порядке держать, пускай осваивают грамоту музыкальную и чешут на клирос петь. Хоть какая польза будет.

Князь, видимо, заметил мой взгляд на «девице для услады» и обратился ко мне с такими словами:

— Сашка, отведи её к Марии Александровне, может что путное из этого пугала огородного сделает.

Я не стал, как обычно, перечить и выёживаться, лишь жестом позвал странную девушку следовать за мной в комнату Доменики. Она как раз собиралась распеваться, аккомпанируя себе на спинеттино. По дороге я попытался заговорить с этой Марией Николаевной, но та лишь мямлила что-то нечленораздельное, постоянно извиняясь. Судя по ярко-выраженному неаполитанскому говору, я сделал вывод, что она прибыла из Неаполитанского королевства. Вскоре она меня достала, и я прекратил допрос.

— Доменика! — войдя в комнату, обратился я к возлюбленной, сидевшей, как я и предполагал, в кресле со спинеттино на коленях. — Разреши представить тебе твою почти что землячку, гостью из Неаполя, Марию, — а затем шепнул ей на ухо: — Князь сказал, что она ничего не умеет и не понимает, может быть, ты сможешь научить её музыке?

Доменика оценивающе посмотрела на девушку, а затем на её лице возникла едва заметная улыбка.

— Что ж, присаживайся, дитя моё, — обратилась она к неаполитанке. — Алессандро, оставь нас, пожалуйста, одних. Нам нужно обсудить чисто женские, не представляющие для тебя интереса, вещи.

Делать нечего, я вышел из комнаты, но к себе не пошёл. Вместо этого я зачем-то поплёлся в сторону гостиной, но, услышав голоса Петра Ивановича и Софьи Васильевны, заходить не стал, предпочтя подслушать разговор за дверью.

— Не знаю, что и думать. Как юродивый себя ведёт, словами причудливыми говорит, русский с латынью мешает, мясного в дни непостные не ест, в исподнем спит… Оно и понятно, у них в Неаполитанских консерваториях правила суровые да странные. Но речь и манеры, нигде больше таких не видел — ни в Слободе Немецкой, ни в Голландии, ни в Риме, ни в Тоскане! Точно с Луны свалился, иначе не сказать!

— Успокойся, свет мой, Петруша, — нежно отвечала Софья Васильевна. — Твой Сашенька милый и забавный. Хоть мне он и не родной, но материнское сердце отозвалось, когда его увидела. Чем-то Мишеньку в отрочестве напоминает, такой же чудак был: помнишь, как по-немецки читать учился, буквы в словах местами переставляя и распевая на музыку нехитрую? С возрастом пройдёт…

— Пройдёт?! Ты знаешь, сколько ему лет? Двадцать четыре полных! О, Господи, зачем я только поехал тогда в проклятый Рим! Скопец мой Сашка, у них там полгорода таких! Да что полгорода — половина Италии! Для папского театра людей уродуют, тьфу!

— Басурмане окаянные! — возмутилась Софья Васильевна. — Как же ты женить его собираешься? Ведь невестка наша будущая, Мария Александровна, девица здоровая да крепкая, без дитяти останется!

— Ох, как раз об этом я и хотел тебе поведать. Я сам осчастливлю их желанным наследником. Прости меня, Софьюшка. Решение тяжёлое, но вынужденное.

— Ты ведь знаешь, что я никогда не препятствовала твоей воле, — с грустью в голосе ответила Софья Васильевна.

Дальнейший разговор я слушать не стал, и так всё уже понятно. Осталось только постараться утешить Доменику, у которой в данной ситуации положение было самое незавидное. Собственно говоря, за этим я вновь отправился в её комнату.

— Как прошла беседа с неаполитанкой? — поинтересовался я, увидев, что Доменика одна в комнате и опять что-то пишет.

— Успешнее, чем ты думаешь, — с какой-то таинственной улыбкой ответила синьорина Кассини. — Если мои подозрения верны, то нас с тобой ожидает приятный сюрприз.

Впрочем, больше она ничего не сказала по этому поводу, объяснив, что надо подождать. Я же не стал задавать лишних вопросов и, ничего не говоря, подошёл к ней сзади и нежно обнял, целуя в ушко. Насладиться обществом друг друга наедине нам вновь не дали: пришёл Кар-Карыч и передал, что князь и княгиня ждут нас и Паолину в гостиной.

Как и предполагалось, к шести вечера в усадьбу прибыли сестра и дочь князя Фосфорина. Дверь открылась, и в гостиную вошла прекрасная юная девушка, я бы сказал, ещё девочка, в светло-розовом платье, в сопровождении взрослой женщины с таким же угрюмым взглядом, как и у старшего брата. Анастасия Фосфорина, в отличие от других женщин своей семьи, казалась более нежной и хрупкой, на щеках горел лёгкий румянец, а в глазах сверкал едва заметный огонёк. Увидев Петра Ивановича и Софью Васильевну, скромная застенчивая девочка несказанно обрадовалась и поспешила им навстречу, а затем изобразила изящный реверанс со словами:

— Папенька, маменька, здравствуйте!

Пётр Иванович в этот момент словно преобразился, превратившись из ворчливого вредного дядьки в само воплощение любви и заботы. Быстрыми шагами приблизившись к младшей дочери, князь внезапно подхватил её на руки и закружил по комнате, а та лишь мило, по-детски, засмеялась. Настя была единственной его дочерью от любимой женщины и, должно быть, поэтому Пётр Иванович относился к ней с наибольшей нежностью.

— Познакомься, Настенька, с братом и сестрою старшими, Александром Петровичем и Павлой Петровной. И с твоим будущим учителем музыки, маэстро Марией Александровной Кассини.

Настя была в восторге, когда Пётр Иванович подарил ей настоящую флейту, даже попыталась сыграть не ней набор нот, но отец с усмешкой забрал у неё инструмент.

— Всему своё время, дитя моё. Совсем скоро ты начнёшь постигать музыкальную грамоту, а обучать тебя будет Мария Александровна. Слушай маэстро внимательно и уроки выполняй с прилежанием.

Как сообщил пару недель назад Пётр Иванович, князь фон Гольдберг к середине ноября пришлёт в Россию нескольких музыкантов, в том числе и флейтиста. Пока что Насте и Даше предстояло изучать сольфеджио, гармонию, вокал и игру на лютне под руководством Доменики.