Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Доменика, слушай, похоже тебе пора завязывать с этим клиническим случаем, — по-английски обратился я к ней. — У этой девушки, по всей видимости, не все дома.

— Ах, Алессандро, — вздохнула Доменика. — Похоже, здесь случай гораздо серьёзнее.

— О чём ты? — спросил я, занимая своё почётное место в углу возле клавесина.

— Я потом тебе всё расскажу, а сейчас, мои мальчики, приступим к уроку. Сначала распоёмся, а затем вас ждёт небольшой сюрприз.

Отлично, сюрпризы я всегда любил. Но только приятные. Поэтому, каково же было моё разочарование и негодование, когда Доменика торжественно объявила нам наши роли в своей новой опере.

— Ну нет! Это уже слишком! — воскликнул я. — Нет, ты издеваешься! Почему я должен петь Малефисенту?! Почему не принца?

— Потому что ты и так принц, — пояснила Доменика, имея в виду моё княжеское происхождение. — А партию Дезире будет петь Стефано. И точка, — ответила Доменика.

— Спасибо за честь, Доменика, — вмешался в беседу Альджебри. — Но мне, правда, всё равно, кого петь. Главное — петь! И если Алессандро не хочет, я могу поменяться с ним.

— И будешь выглядеть идиотом. Стефано, не смеши меня, — вздохнула Доменика.

— А я не буду выглядеть идиотом? Что ты станешь делать! Опять женская роль! Да это уже и не смешно, — вконец обиделся я и сел в кресло, подперев руками лицо.

— Эта роль требует большой степени артистизма, она одна из самых сложных в опере, — пыталась объяснить Доменика. — Стефано не справится с ней, а ты достаточно язвителен и агрессивен для неё. Твою Филомелу ещё долго вспоминали в Капелле.

— Боже, какой позор, — со стоном обхватил я голову руками. — Весь Рим, наверное, смеялся.

— Ничуть. Никакого позора, искусство есть искусство, — продолжала гнуть свою линию Доменика. — Ты прекрасен в образе отрицательной героини, сам король Людовик XIV позавидовал бы твоей игре.

— Ну раз уж сам король, как ты говоришь, я подумаю. Жаль, что любовный дуэт Авроры и Дезире тебе придётся петь не со мной…

— Не беспокойся, любимый. Аврору буду петь не я, — с улыбкой ответила Доменика.

— Кто же? — удивился я. — Неужто Мария Николаевна?

— Для… неё тоже найдётся роль. А принцессу Аврору, дочь короля Этолии, будет петь синьорина Стефанида. Она идеальна в качестве будущей примадонны.

При этих словах из груди Стефано вырвался вздох, а глаза заблестели, как дымчатый кварц. Судя по неравномерно поднимающейся и опускающейся широкой грудной клетке сопраниста, он испытывал учащение сердцебиения при упоминании этой девушки. Неужели он ощутил «то самое», о чём страстно мечтал всю жизнь?

— Ладно, я согласен на Малефисенту, — наконец принял решение я. — Но кого же будешь петь ты, Доменика?

— Флору, богиню весны и возрождения. Эту партию я написала для своего голоса и с учётом своих наилучших и наихудших нот.

— Ясно, а в конце оперы злая фея поцелует добрую в губы, и все мгновенно проснутся, — усмехнулся я, за что вновь был одарён возмущённым и уничтожающим взглядом Доменики и сдавленным смешком Стефано.

— Негодяй! — очаровательно проворчала Доменика. — Так, не будем терять время, господа, за работу! Открываем ноты и поём дуэт!

Два насыщенных учебных дня пролетели незаметно. Мы со Стефано втянулись в процесс и всячески старались помогать Доменике с учениками, особенно с теми, что не очень хорошо владели французским — тот же Лёша Фосфорин и мальчики из церковного хора. С ними мы решили поступить следующим образом: Доменика объясняла материал мне по-итальянски, а я переводил ребятам на русский. Что ж, иногда приходится выбирать между скоростью и кроссплатформенностью!

На второй день многие ребята начали проявлять интерес и показали хорошие результаты, да и в целом занятия проходили гладко, что не могло не радовать меня, поскольку я беспокоился за свою возлюбленную и не желал, чтобы ей досаждали плохим поведением и непослушанием. Правда, не обошлось без неприятностей: к середине хорового занятия в класс ввалились в хлам пьяные Бивис и Баттхэд (как я теперь называл князей Данилу и Гаврилу), на два голоса грянув неизвестную мне песню о том как «плыли брёвна по Неве-реке, приплыли брёвна в Галерную гавань». Я разозлился и полез было в драку, но Даниил Петрович с саркастической улыбкой просто схватил меня за воротник, поднял и отшвырнул на несколько сантиметров. К счастью, в этот момент с противоположного входа в зал ворвался Пётр Иванович — он, оказывается, контролировал ситуацию за дверью — и с матюгами и подзатыльниками выставил сыновей из класса, вновь пригрозив розгами. Видимо, обещание было всё-таки выполнено, поскольку во время последующего чаепития оба не садились за стол и пили чай, прислонившись к резным колоннам.

Возвращаясь из беседки в свою комнату, я решил обойти вокруг дворца — просто, прогуляться. Рассматривая колонны и барельефы на стенах, впрочем, весьма скромные и простые, я не заметил, как вновь на кого-то наткнулся. Повернувшись, я увидел Марию Николаевну, стоявшую на земле на коленях и с… лопатой в руке. Её тонкие пальцы были грязными, под ногтями — земля, а на лице — всё то же испуганное выражение.

— Кого закапываем? — с лёгкой усмешкой поинтересовался я.

Мария Николаевна поспешно поднялась с земли, сжав в руке лопату и прижав к груди какой-то свёрток.

— Простите, синьора, я вовсе не хотел оскорбить память вашего любимого хомячка, — уже более серьёзным тоном продолжил я, увидев, как покраснели её щёки.

— Ваша светлость… — с этими словами девушка изобразила глубокий реверанс. — Прошу меня извинить, я… хотела помочь донне Софии в саду.

— Прямо под окнами? Ладно, не буду вмешиваться в это дело. Но я чувствую себя виноватым перед вами. Я по ошибке решил познакомить вас с моим другом, не сообразив, что вам… могут нравиться женщины, — последнее я вообще не знаю, зачем ляпнул.

Однако моя последняя фраза возымела действие: Мария Николаевна опустила глаза и ещё больше покраснела.

— Не убивайтесь так, дитя моё, — я решил как-то её приободрить. — Уверен, что среди многочисленных девушек, проживающих во дворце, найдётся та, что разделит ваши чувства.

— Вы догадались, — всё так же опустив голову, шептала Мария, а затем подняла на меня умоляющий взгляд. — Что вы со мной сделаете? Прошу вас, ваша светлость, — неаполитанка сложила руки в замочек. — Не сдавайте меня, я не хочу вновь оказаться в тюрьме! Я ни в чём не виновен!

А?! Что?! Как гром среди ясного неба! Невиновен? Девушка-трансгендер в восемнадцатом веке? Необычно, но всякое же бывает. Или…

— С чего вы взяли, что мы вас собираемся куда-то сдавать? — возмутился я. — Но если вы и дальше будете вести себя как запуганная лань, то придётся действовать. Сейчас же мне бы хотелось задать вам пару вопросов, но для этого желательно уединиться где-нибудь. Если вы не против, то можно в вашей комнате. Не беспокойтесь, я пока ещё не мужчина и, к тому же, помолвлен с моей возлюбленной, поэтому вам не следует меня бояться.