Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— За нас, любовь моя, — я касаюсь её бокала своим, она улыбается и щурит глаза.

— За нас, любимый, — отвечает Доменика и отпивает из бокала флорентийское вино.

Лежим и, не спуская глаз, смотрим друг на друга. Словно какие-нибудь Амур и Психея со скульптурной группы. Я настолько взволнован, меня переполняют эмоции, я не утолил до конца свою жажду обладать ею, я хочу её вновь. В очередной раз я оценил то преимущество, которым обладают мне подобные: бесконечное желание, бесконечное ощущение полёта… Или, может быть, это ты так действуешь на меня, Доменика?..

— Хочешь?.. — я спрашиваю, не смея продолжить, но она понимает без слов и с улыбкой ставит бокал на тумбочку, а затем — просто раскидывает руки, приглашая меня в свои горячие объятия.

Не говоря ни слова, я вновь обнимаю её за талию и прижимаю к себе. Нежно провожу линию от ключиц до середины бёдер. Чувствую лёгкую дрожь. О, прав был юный «виртуоз» из театра — ты невероятно чувствительна! Не прекращая движения, целую нежные губы, шею и плечи. Из груди Доменики вырывается вздох. Моя рука словно смычок скользит по мягкому вьющемуся волосу самого прекрасного инструмента. Несколько мгновений — и я чувствую пламя Везувия на кончике пальца…

Импровизированный концерт закончился так же быстро, как и начался. Я почувствовал это и немедленно вышел из недр своего заоблачного счастья. Теперь мы лежим рядом на кровати, любимая прижимается ко мне, пытаясь отдышаться и в то же время покрывая хаотичными поцелуями мою левую руку — свободную от обручального кольца и аметистового княжеского перстня, свободную для любви.

— А ты? — наконец, обеспокоенно спрашивает Доменика.

— Что — я? — вновь не понимаю я.

— Хочу сделать приятное тебе, — поясняет она.

— Прости. Но я никому и никогда не позволю прикоснуться к своей… к той самой точке, — запнувшись, объясняю я.

— Ты не понял, — невинный взгляд вновь лишил меня разума. — Я хочу совсем другое, — в этот момент её взгляд упал на моё жалкое достоинство, не скрытое одеялом.

— А, ты об этом. Но, не хочу тебя разочаровать, — я пытаюсь говорить как можно мягче. — Ничего не получится. Сломанный фонтан никогда не заработает.

— Ты сам не знаешь, о чём говоришь. Доверься мне, любимый. Ты испытаешь большее.

Более не сопротивляясь, я отдаю себя полностью своей возлюбленной, своей прекрасной супруге. В одно мгновение она скользнула вниз и жадно объяла своими горячими губами мой ничтожный мальчишеский орган. Сказать, что я почувствовал хоть каплю возбуждения — я не мог. Но вместо этого я почувствовал что-то волшебное, невероятное. Ощущение невыразимой близости и доверия. Она нежно ласкает его тёплыми, шёлковыми губами и влажным бархатным языком, и ради этих ощущений я готов умереть. Сладкое действо продолжается минут десять, я удивляюсь, как это она не устаёт от столь монотонных движений! Но нет, кажется, что ей так же приятно, как и мне. Вспомнилась та нелепая сцена в доме Альджебри, когда мы-негодяи напоили «поющего лиса»:

— Я хочу!

— Что?

— Игрушку!

Сердце сжимается. Неужели ты и вправду хотела этого?.. Но, как бы то ни было, сейчас я спокоен: я смог дать тебе то, что ты хотела, значит, я всё-таки заслуживаю этого счастья — быть с тобой рядом.

Прошло минут пятнадцать. Да, я не достиг «высшей точки», но мне и не нужно. Что это по сравнению с тем, что я испытал? Что лучше — сгореть мгновенно или медленно плавиться от сладкого огня?..

…За окном шумел ветер, сдирая последние листья с деревьев. А в тёплой, уютной комнате княжеского дворца двое абсолютно сумасшедших музыкантов со всей страстью отдавались друг другу.

— Я твой должник, Доменика, — с усмешкой шепчу я, когда она, устав от бессмысленного для меня и от желанного для себя действия, поднимается ко мне и укладывается рядом со мной на шёлковые простыни. Надо сказать — скользкие и неприятные наощупь, не то, что привычные мне с детства хлопчатобумажные.

Она лишь хитро смеётся: видимо, понимает, о чём речь. Недолго думая, теперь я спускаюсь на уровень её точёных бёдер и касаюсь губами мягкого женского животика. Чувствую волну мурашек, предвестников грядущего наслаждения. Судорожно целую пушистую треугольную область, а затем… затем пробую на вкус тот плод, что ещё сутки назад был для меня запретным. Но теперь я дорвался, и меня уже не остановить.

Крышу унесло мгновенно. Ни один алкогольный напиток никогда не оказывал на меня такого пьянящего и сводящего с ума воздействия. Терпкость, горечь и сладость, только так я мог охарактеризовать те ощущения, которые испытал в тот момент. Словно мягкий, скользкий и вяжущий язык плод «божественного огня»*. Я просто тонул в этой горькой амброзии и сладко умирал в нежных объятиях любимой.

…Близился рассвет. Мы просто лежали в кровати под одеялом, допивая вино и смотря на догорающий огонь в камине. Нам было так хорошо, что я забыл обо всём на свете. Ты — рядом, ты — моя, и мне больше ничего не нужно. Только твоя улыбка, твои нежные прикосновения и горячие поцелуи. Мы лежали в кровати совершенно обнажённые и наши тела словно переплетались друг с другом, настолько мы были близки. Я обнимал её за талию, она меня — за бёдра, и мы просто наслаждались обществом друг друга. Мы говорили обо всём, что хотелось. Казалось, бетонная стена между нами давно сломалась и мы теперь были близки как никогда.

Комментарий к Глава 70. Сказочная ночь S 'agapó, ti zoí mou – я люблю тебя, жизнь моя (греч.)

«Божественный огонь» – фрукт хурма

====== Глава 71. Дело о таинственной проказнице и триумф шахматиста ======

Проснулся я оттого, что кто-то тихо, но настойчиво стучал в дверь. Первым, что я почувствовал при пробуждении, было то, что я лежу головой не на подушке, а… Нет, не может быть, неужели мне всё это не приснилось? Неужели это правда, и я всю ночь провёл в объятиях возлюбленной, а потом уснул, положив голову ей на грудь? О, но тогда это самое прекрасное, что когда-либо со мной происходило!

Осторожно, чтобы не разбудить Доменику — а она так глубоко и сладко спала после нашего волшебного действа — я сунул ноги в домашние туфли и набросил валявшийся на диване халат из синего бархата, который мне подарили на свадьбу. Да уж, я здесь скоро совсем расслаблюсь и буду разгуливать по дому, как достопочтенные князья — в одном халате, «а жена моя, вместо того, чтобы служить идеалам любви, закажет при мне лапшу и начнёт её кушать», мысленно процитировал я героя одного известного фильма. Нет, Доменика скорее бы пасту заказала, если бы в этой дворцовой общаге можно было выбирать, а то ведь — что подали, то и ешь, а не ешь — так соси лапу. Эх, делать нечего, поплёлся открывать дверь.

Столь ранним посетителем оказался лакей Кар-Карыч. Старик был несколько обеспокоен и сообщил, что Пётр Иванович ждёт нас на утренний чай в своих покоях. Вот тебе и раз! Похоже, что чай я буду пить по меньшей мере с розгами, поскольку ничего хорошего это внезапное мероприятие мне не предвещало. Интересно, сам догадался, что мы его надули, или же донёс кто-то из слуг? В любом случае, я нехотя стал будить возлюбленную.