Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Петь совсем расхотелось: я чувствовал себя как мешок с гнилой картошкой.

— Тебе опять приснился кошмар, — заметил Доменико, в очередной раз вернувший меня из воспоминаний в какую бы то ни было реальность. — Ты неплохо начал, так продолжим.

Надо сказать, Доменико оказался очень терпеливым учителем. Таких мне не доставало в университете, где на любой интересующий меня вопрос посылали в «Гугл» и всячески пытались объяснить, что высокие материи — «не для вас». «Для вас» — только метла и помойка на заднем дворе университета. Поэтому все знания, необходимые мне для работы, я получал сам, методом старых граблей и написания миллионов «костылей» и «велосипедов». А преподаватели лишь цинично наблюдали, как студент в одиночку борется с пробелами знаний.

Совсем не таким оказался Доменико. Истинный фанат своего дела, он, словно по некоему специально разработанному для трудной модели алгоритму, целенаправленно тренировал мою нейронную сеть на одной и той же выборке данных, повторяя со мной по много раз одно и то же упражнение и подробно объясняя, каким образом его нужно петь.

— У тебя хорошо развита грудная клетка, — заметил Доменико, успевший хорошенько просканировать меня взглядом. — Какие упражнения для дыхания ты делаешь?

— Да тоже разные, — отвечаю я. — Отжимание на брусьях, штанга, гантели. Турник тоже отлично помогает.

Доменико смотрел на меня с недоумением. До меня дошло, что подобные упражнения в то время были популярны разве что среди солдат.

— Что-то не знаю я таких упражнений. Покажешь?

— Это будет затруднительно, но я что-нибудь придумаю. Кстати, для развития диафрагмы неплохо помогает тренировка пресса на наклонной скамье. Пожалуй, это самое простое, что я могу здесь показать.

— Да, будь любезен.

— Для этого мне понадобятся доска и еще кое-какие детали и инструменты.

— Только не сейчас. Я знаю, ты устал и придумаешь любую отговорку, чтобы не заниматься пением, — с усмешкой подколол меня Доменико.

— Неправда, я очень хочу петь. И вовсе я не устал.

Постройку наклонной скамьи решили перенести на вечер, поскольку это заняло бы много времени, и мы опоздали бы в Капеллу.

Мы пели около двух часов. Надо сказать, я втянулся в процесс и перестал обращать внимание как на время, так и на холод и сырость в помещении. После упражнений была несложная ария, ноты которой мне дал Доменико.

Затем мы с ним пели дуэт Венеры и Адониса из одной оперы, что мне ничуть не показалось зазорным или пошлым. Это была чистая музыка, на высоком уровне абстракции, не имеющая отношения ни к каким человеческим чувствам, но занимавшая полностью разум.

— Семь часов. Пора в Капеллу, — сообщил Доменико.

Мы вышли из дома и направились на северо-запад города, в Ватикан. Лучи восходящего солнца бросали свои первые отблески на дома, деревья и мостовую, заставляя грязные лужи от прошедшего ночного дождя сверкать серебром.

— Знаешь, на следующей неделе в «Teatro della Valle» состоится премьера новой оперы «Valdemaro» Доменико Сарро, — по дороге сообщил мне Доменико. — Я и ещё несколько певцов из Капеллы удостоились чести присутствовать на грядущем представлении.

— Прекрасно, желаю вам хорошо провести время, — равнодушно ответил я.

— Неужели ты не хочешь побывать на спектакле?

— Если честно, мне всё равно, — ответил я.

— Очень советую там побывать. Говорят, в опере дебютирует юный и весьма талантливый ученик самого маэстро Порпора.

Что?! Ученик великого композитора приедет? Я был в ужасе. Зачем только я спел упражнение из «листка»?

— Доменико, — осторожно обратился я к нему. — Могу я попросить тебя об одной услуге?

— Ты о чем?

— Прошу, не говори этому ученику маэстро Порпора о том, что я имел дерзость исполнить одно упражнение из сборника его учителя! Я… случайно его спел, потому что ничего более не помнил!

— Что ж, бывает. Только вот откуда ты его откопал? Маэстро не показывает посторонним материалы, на которых обучает своих учеников.

— Знаешь, там, откуда я… приехал (чтобы не сказать телепортировался), есть сундук с сокровищами определенного типа — там хранится любая информация, ценная, не очень ценная, а иногда и вовсе мусор.

— Вот бы и мне такой сундук, — мечтательно произнес Доменико.

— Мне бы он тоже сейчас не помешал… — вздохнул я, грустя по дому, компьютеру и всемирной паутине. — Но такого сундука у нас нет, поэтому будем искать интересующую нас информацию сами.

Увлечённые разговором, мы и не заметили, как пришли в Капеллу. Поднимаясь вместе с Доменико и другими «виртуозами» по ступеням лестницы, я впервые за пять лет работы в разных конторах почувствовал себя своим в коллективе. Я ещё не знал, что готовит мне грядущий день, и молча созерцал, словно ожившие, фрески Микеланджело.

====== Глава 4. Капелльские будни ======

Через несколько дней пребывания «на новой работе» я пел уже более уверенно, всё-таки ежедневные почти четырёхчасовые авторские экспресс-курсы Доменико Кассини не прошли даром. Он каким-то непонятным образом сумел распеть меня наверх почти до середины третьей октавы, и эти ноты не доставляли мне никакого неудобства. Я начал получать удовольствие от процесса пения, и напряжение моё медленно сводилось к нулю.

Также я постепенно начал выбираться из своей виртуальной клетки, в которую сам себя загнал своими комплексами, и даже начал обращать внимание на окружающих меня людей, чего не случалось со мной в офисе, где я не помнил по имени, а уж тем более, в лицо, никого, кроме тимлида Цветаева и тестировщика Васи (не помню фамилию), который сидел по диагонали напротив меня.

Здесь, в Капелле, всё было совсем не так. То ли я, наконец, начал замечать кого-то кроме себя, то ли действительно мои новые коллеги были столь неординарными личностями. С вашего позволения я опишу здесь некоторых наиболее ярких персонажей, с которыми имел дело в Капелле.

Конечно же, я не могу не рассказать про нашего органиста, Джузеппе Аццури, того самого, о котором говорил Доменико. Невысокий, квадратного телосложения человек с крючковатым носом и густыми бровями, сходящимися на переносице, Джузеппе был непревзойдённый гений в своём деле. Он играл настолько точно и без единой запинки, что казалось, будто не человек играет, а специально обученный компьютер. Однако, прислушавшись, я обнаружил, что маэстро Аццури и правда разговаривает во время игры, за что неоднократно получал нагоняй от начальства. Придя в Капеллу немного раньше, чем нужно, я всё-таки ради интереса подошёл поближе к нему и вот, что я услышал:

— Всё есть число: любое слово — лишь набор чисел, нота — та сама является числом. Но что есть число? Что, кроме бесплотной сущности, бессмысленной без применения к объектам реального мира? Друг мой, может быть, ты знаешь, что есть число?