Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

На экране кадры последней партии и отрывки из выступления победителя.

Затем журналист рассказывает о карьере Наташи Андерсен, датской топ-модели: после двух скандальных замужеств – сначала с теннисистом, потом с актером – она стала невестой нейропсихиатра и сверходаренного шахматиста.

Заканчивает журналист фразой, звучащей продуманно и отрепетированно:

– Возможно ли, чтобы обладательница титула «красивейшие в мире ножки» погубила «лучший в мире мозг»? Если эта странная версия подтвердится, то можно будет говорить о небывалой «смерти от любви».

Камера торопится за носилками, которые несут вниз, к машине «Скорой помощи». Пользуясь суматохой, журналист приоткрывает край покрывала и демонстрирует камере лицо мертвеца.

Поспешное приближение, лицо заполняет экран.

Черты лица доктора Сэмюэла Финчера – идеальная картина абсолютного экстаза.

– …«смерть от любви»…

954,6 км от места действия, звук и изображение принимаются параболической антенной. От нее на телевизор передается сигнал, который воспринимают уши и карие глаза. Палец жмет на кнопку «стоп» видеомагнитофона. Ночной выпуск новостей сохранен на кассете.

Некоторое время обладатель пальца переваривает только что увиденное и услышанное. Потом одной рукой он хватает старую записную книжку, другой телефонную трубку и в волнении набирает номер. Колеблется, обрывает связь, хватает плащ и выбегает из дому.

Зарядил дождь, ночь пронизывающе холодна. Человек шагает на свет широкой улицы. Рядом тормозит машина с плафоном на крыше.

– Такси!

По лобовому стеклу шумно елозят дворники. Из огромной черной тучи летят вниз огромные, с шарик для пинг-понга, дождевые капли. Они не отскакивают от мостовой, а разбиваются об нее с тупым стуком.

Мужчина просит высадить его на Монмартре, у дома, по которому хлещет мокрый ветер. Он проверяет адрес, бежит вверх по лестнице, минуя этаж за этажом, останавливается на площадке перед дверью. Из-за нее доносится звук, похожий на стук тяжелого мяча, и синкопированная музыка.

Он нажимает на звонок, рядом с которым надпись на табличке: «Лукреция Немрод». Музыка почти сразу стихает. Он слышит шаги, лязг отпираемых замков.

В щели появляется потное лицо молодой женщины.

– Исидор Каценберг?..

Она недоуменно таращит глаза. С его ботинок уже натекла целая лужа.

– Добрый вечер, Лукреция. Можно войти?

Она, не снимая цепочку, смотрит на гостя, словно не может поверить в такой поздний визит.

– Можно войти? – повторяет он.

– Что вы здесь делаете?

Вылитая мышка!

– Разве мы на «вы»? Кажется, в прошлый раз мы говорили друг другу «ты».

– С прошлого раза, как вы выражаетесь, минуло три года. С тех пор от вас не было ни слуху ни духу. Мы опять друг другу чужие. Отсюда обращение на «вы». С чем вы пришли?

– С предложением работы.

Она все еще сомневается, но в конце концов снимает с двери цепочку и приглашает позднего гостя в квартиру.

Она запирает дверь, он вешает на крючок мокрый плащ.

Исидор Каценберг с интересом разглядывает квартиру. Его всегда забавляло разнообразие интересов молодой научной журналистки. Стены завешаны афишами кинофильмов, по большей части американских и китайских триллеров. Посередине гостиной, рядом со столиком, заваленным женскими журналами, свисает с потолка подвесная боксерская груша.

Он опускается в кресло.

– Вы очень удивили меня своим появлением!

– У меня остались чудесные впечатления о нашем совместном расследовании происхождения человечества.

Лукреция качает головой:

– Понятно. Я тоже все помню.

В ее памяти мелькают эпизоды экспедиции в Танзанию, по следам первобытного человека. Она более внимательно разглядывает Исидора: метр девяносто пять, сто с лишним килограмм веса, неуклюжий великан. Хотя, кажется, немного постройневший.

Его что-то беспокоит, иначе он бы не заставил себя ехать сюда.

Он снимает тонкие позолоченные очки и тоже в нее вглядывается. Длинные рыжие волосы волнами, стянутые черной бархатной лентой, изумрудно-зеленые миндалевидные глаза, ямочки на щеках, острый подбородок. Мимолетная красота, излюбленный предмет вдохновения Леонардо да Винчи. На его вкус, она хорошенькая. Не красавица, но хорошенькая. Наверное, это возраст. Три года прошло! Тогда ей было двадцать пять, теперь целых двадцать восемь.

Она изменилась. Из сорванца в юбке превратилась в девушку. Но до женщины ей еще далеко.

На ней китайский жакет с воротником, как у кителя; шея закрыта, плечи на виду. На спине вальяжно разлегся рыжий тигр.

– Что за работу вы предлагаете?

Исидор Каценберг что-то ищет глазами. Обнаружив видеомагнитофон, он встает, вставляет кассету, которую все это время не выпускал из рук, и нажимает на кнопку «пуск».

Они вместе смотрят репортаж о гибели Финчера из последнего выпуска новостей.

После конца записи на экране появляется дождь помех, напоминающий ненастье за окном.

– Вы потревожили меня в час ночи, чтобы развлечь на сон грядущий новостями?

– По-моему, «смерть от любви» – это нонсенс.

– Узнаю вас, дорогой Исидор! Вы по-прежнему неромантичны.

– Наоборот! Я утверждаю, что любовь не убивает, а спасает.

Девушка размышляет:

– Вообще-то это очень красивая смерть – «от любви». Хотелось бы и мне однажды погубить мужчину удовольствием. Безупречное преступление в хорошем смысле слова…

– По-моему, это не просто преступление, а самое настоящее убийство.

– Какая разница?

– Убивают преднамеренно.

Он громко чихает.

– Простудились? – участливо спрашивает она. – Это все дождь. Я напою вас бергамотовым чаем с медом.

Он трясет мокрой головой, забрызгивая все вокруг.

– Что наводит вас на подозрение, что это преднамеренное убийство?

– Доктор Сэмюэл Финчер – не первый погибший от любви. В 1899 году президента Французской Республики Феликса Фора нашли мертвым в доме терпимости. Болтают, что полицейские, явившись на вызов, спросили у мадам: «Все кончено?» – «Наши девушки не распространяются об интимных деталях», – последовал гордый ответ.

Лукреция даже не улыбается:

– Куда вы клоните?

– Полиция утаила истинную причину. В рапорте говорилось, что президент скончался от сердечного приступа. Правда выплыла наружу гораздо позже. То, что Феликс Фор пал жертвой своей похоти, помешало нормальному расследованию. Смерть в пароксизме страсти в публичном доме – разве это не смешно? Никому не хотелось расследовать это дело всерьез.

– Никому, кроме вас.

– Из чистого любопытства я, будучи студентом, выбрал этот эпизод темой курсовой работы. Я собрал документы, свидетельские показания. И раскопал мотив: Феликс Фор собирался развернуть антикоррупционную кампанию в святая святых – в собственной секретной службе.