Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

– План два, план два! – кричит издали миллиардер.

– Что еще за план два? – спрашивает Лукреция.

– Нашли, кого спрашивать, с моими-то провалами в памяти. Я не помню даже про план номер один.

Лукреция тоже достает револьвер и, целясь в Умберто Росси, обращается к коллеге:

– Я обдумала ваш рассказ о провалах в памяти. По-моему, они нужны вашему мозгу для самозащиты. Вы такой чувствительный, что не смогли бы быть эффективным, если бы помнили все, что идет не так в мире и в вашей жизни. Вам необходимо забывать о жестокостях прошлого и настоящего. Вот ваш мозг и стал подвержен добровольной амнезии.

– Вернемся к этому позже, – откликается Исидор.

Умберто убегает, преследователи не отстают. Он снова стреляет, они прячутся в углу. Умберто ныряет в прилегающую улочку, расталкивает прохожих и скрывается за дверью, из-за которой продолжает пальбу. Жером Бержерак обстреливает его жирными консервными банками и наступает, не переставая кричать:

– План два, план два!

– Вот к чему приводит склонность к крайностям, – ворчит Исидор. – Даже в своем эпикурействе он перегибал палку. Вот, полюбуйтесь, он и сейчас рвется в сорвиголовы, наплевав на благоразумие.

Подтверждая его вердикт, миллиардер бросается вперед и получает в плечо посланную Умберто пулю калибра 7,65.

– Меня задело, – сообщает Жером со смесью ужаса и восхищения.

– Хватит попусту терять время, – решает Исидор.

Зайдя с тыла, он тычет под ребра Умберто горлышком бутылки.

– Хорошенького понемножку. Руки вверх, Умберто!

Журналист защелкивает у него на запястьях извлеченные из кармана наручники.

– На помощь! – голосит Жером Бержерак.

Молодая журналистка подбегает к нему.

– Ради вас, Лукреция, я готов рисковать жизнью, – шепчет он, как будто находится на последнем издыхании.

Лукреция осматривает рану:

– Гм… Ерунда. Так, царапина. Возьмите мой платок, а то испачкаете костюмчик от «Кензо».

Повернувшись к Умберто, она хватает его за воротник:

– Ну, что такое «Последний секрет»?

Умберто помалкивает, снисходительно улыбаясь.

Жером Бержерак тоже хватает его за воротник и собирается двинуть кулаком в челюсть, но Исидор отводит его руку.

– Прошу без насилия.

– Я знаю свои права, – строго сообщает бывший нейрохирург. – Вы не полицейские. Вам нельзя даже надевать на меня наручники. Я подам на вас в суд.

– Да, мы не полицейские, но, думаю, они скажут спасибо за поимку убийцы доктора Жиордано, моего похитителя (я тоже подам на вас в суд) и убийцы Финчера.

Эти слова вызывают бурную реакцию.

– Я не убивал Финчера! – вопит Умберто.

– Это еще предстоит доказать, – напоминает Жером Бержерак.

– Наташа показала, что была одна и…

– Да, но «Последний секрет», кажется, позволяет убивать на расстоянии, – говорит Лукреция.

Умберто пожимает плечами:

– Вы понятия не имеете, что такое «Последний секрет».

– Так скажите нам, что это, мы внимательно слушаем.

К ним подходит Исидор:

– Кажется, вы не поняли одной вещи, Умберто. Мы – одна команда. Мы любим Сэмюэла Финчера и его дело. Мы просто хотим выяснить, что с ним случилось.

– У меня нет никаких причин вам помогать, – упирается Умберто, опуская глаза.

– Есть, признательность к человеку, вытащившему вас из грязи.

Эти слова как будто действуют на моряка. Но все портит крик Жерома Бержерака:

– Колись, Умберто, твоя карта бита!

Исидор быстро отводит миллиардера в сторону и возвращается к Умберто, чтобы остаться с ним с глазу на глаз.

– Что тебе там посулили? Работу? Наркотики? Или ты их боишься? У тебя перед ними должок?

Умберто собирается с духом:

– Они меня спасли.

– Не они, а Сэмюэл Финчер! – повышает голос Исидор. – Это ему ты обязан всем. А теперь ты отказываешься пролить свет на его смерть. Какая неблагодарность!

Моряк сжимает голову руками в наручниках.

Жером Бержерак, лишившись терпения, снова идет на приступ:

– Задай себе вопрос: что бы тебе посоветовал сейчас призрак Сэмюэла Финчера? Неужели держать язык за зубами?

Лукреция тоже считает полезным вмешаться:

– Ты упоминал некоего Никто. Кто это? Ответь, ты поможешь не нам, а Финчеру. Восстановить справедливость – твой долг перед его памятью.

В голове нейрохирурга царит полнейший хаос. Чувство вины, угрызения совести, горечь, страх тюрьмы, жажда дорваться до «Последнего секрета», благодарность клинике и лично Финчеру вступают у него внутри в страшную схватку. Дилемма. Он корчится от боли, словно все услышанное жжет его раскаленными клещами.

Исидор понимает, что настал момент отвести струю пара и достигнуть эффекта контраста температур. Прежние ориентиры сметены, теперь бедняге нужно понимание и сочувствие.

– Идем, заморим червячка. Ты расскажешь все с самого начала.

– Слушайте, друзья! – подхватывает миллиардер. – Приглашаю всех в ресторан CIEL. В уютной обстановке откровения звучат гораздо лучше.

Санкт-Петербург, восемь утра. На серую посадочную полосу, где приземлился Ил «Аэрофлота», падал мелкий снежок.

Надпись по-английски в салоне призывала пассажиров поддержать гордую российскую авиакомпанию, последнюю, позволявшую курение в полете вопреки правилам, принятым в международной авиации.

Доктор Сэмюэл Финчер уже несколько месяцев как бросил курить, и эта поблажка его не привлекала, наоборот, весь полет он мучился от тошнотворного дыма.

Почему счастье одних обязательно должно приносить несчастье другим?

Самолет мягко подкатился к терминалу.

В аэропорту его никто не встречал. Сэмюэл взял такси, большую зеленую «Ладу», за рулем которой сидел человек в яркой майке. Водитель хотел во что бы то ни стало продать что-нибудь из своего разномастного ассортимента: хоть банку красной икры для младшей дочки, хоть американские сигареты целыми блоками, хоть рубли в неограниченном количестве по выгодному курсу.

В машине Сэмюэл Финчер изучал полученные от Мартена записи. Трепанация, позволяющая добраться до «Последнего секрета», практиковалась в Институте мозга с декабря 1998 года. В 1999 году Министерство здравоохранения России сообщило, что там прошли лечение 120 пациентов-токсикоманов.

Припарковавшись, таксист внимательно посмотрел на пассажира в зеркало заднего вида и назвал цифру в долларах.

Институт человеческого мозга Санкт-Петербурга оказался старой постройкой еще сталинских времен, где раньше брали в оборот упрямившихся политзаключенных. Фасад здания изрядно облез, но снег скрывал самые вопиющие следы обветшания. Финчер в толстом пальто подошел к стойке администратора.

В зале отдыха медсестры смотрели телевизор и перебрасывались шутками. Через некоторое время гость предстал перед русской коллегой, доктором Черниенко.