Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Мы продолжали посещать службы в главном соборе. С потолка там свисали белые полотнища, а грязные стеклянные двери открывались гармошкой, впуская свежий воздух. Местные прелаты приветственно кивали нам. когда наше семейство становилось в очередь, чтобы причаститься и преподнести дары церкви, демонстрируя уважение богам респектабельности среднего класса.

Но церковь в конце нашей грунтовой дороги представляет собой бетонный коробок, вечно открытый с боков. Мимо окон моей спальни шастают прихожане, а с рассветом голова начинает пухнуть от гимнов. Здесь деревенские хижины перемежаются престарелыми городскими виллами. В нашем новом узеньком заднем дворике все еще кудахчут куры. А если уронить в колодец ведро, то придется лезть за ним вниз.

Вода беспрестанно просачивалась в дом, и прекратить затопление оказалось сложно. Бетон внутреннего двора покрыт трещинами, этот жаркий пятачок никто не использует, только Рафаэль держит там свои самодельные тренажеры – железные прутья и мешки с цементом. Толстенький коротышка, он мечтает о стальных мускулах. На рабочем столе его компьютера толпятся всевозможные нигерийские чемпионы в одних трусах. Я вздрагиваю от смущения, когда экран включается на людях. Что подумают о брате, увидев всех этих голых мужиков на его нетбуке?

А мой отец все время ловит мух. Он берет длинные клейкие ленты и вешает их повсюду: в дверные проемы, на потолок, на окна. Они цепляются за наши волосы, когда мы несем еду из кухни. Мы видим только мух, прилипших к бумаге. Мы просыпаемся по ночам от стука – отец шлепает по стенам книгами, бормоча: «Мухи, мухи, мухи».

Крыша дома была жестяной, и мы внутри припекались, как хлеб. Особенно это возмущало Рафаэля. Полненький, он остро реагировал на жару. Кондиционер наши родители установили только в своей спальне. Так вот, братец регулярно вторгался туда с гаечным ключом и отверткой и похищал прибор. Громко топая, волоча за собой кабель, он гордо удалялся, не глядя, как мать заламывает руки, и не слушая ее воплей:

– Этот мальчишка! Сумасшедший мальчишка! Джейкоб! Посмотри на своего сыночка!

Тогда Рафаэль кричал:

– Купите еще один! Вы можете себе это позволить!

– Не можем, Рафаэль! Ты же знаешь! Не можем!

А Рафаэль отвечал:

– Я не позволю вам стаскивать меня до своего уровня.

Мэтью к тому времени было уже почти девятнадцать, и он бросил университет. Голос его в такие моменты вдруг обретал глубину и печаль:

– Рафаэль. У семьи неприятности. Мы все желали бы иметь кондиционер, но если его нет у отца, он бродит, а это тоже проблема.

Мне не нравилось, что Рафаэль забирает кондиционер без спроса. Стыдясь предательства, я помог Мэтью приладить установку обратно на окно родительской спальни.

Рафаэль притопал ко мне и ткнул в меня пальцем.

– Ты бы лучше помогал мне, а не бросался чуть что наутек, поджав хвост! – Он отвернулся. – Я с тобой не разговариваю.

Должно быть, у меня был очень грустный вид, потому что чуть погодя я услышал шлепанье его тапочек за моей спиной:

– Ты мой брат, и, конечно, я всегда буду разговаривать с тобой. Мне жутко стыдно из-за тех моих слов.

Когда приходилось просить прощения, Рафаэль тоже был гением.

Когда Эндрю исполнилось двенадцать, наш отец отвез его в Абуджу и оставил там у какой-то двоюродной бабушки, которую мы не знали. Она была бездетной, и Эндрю вернулся совершенно счастливый, щеголяя в новеньких спортивных ботинках с шипами. Она покупала ему мороженое из Гранд-Сквера. Он отправился обратно.

Однажды ночью Рафаэль подслушал разговор мамы с папой. Он вышел на крыльцо, его круглое лицо блестело.

– А у меня новость. – шепнул он мне. – Мамамими и папаша продали Эндрю!

Впрочем, «продали» оказалось преувеличением. Они приставили его к работе и получали его зарплату. Взамен он жил в доме с кондиционером. Рафаэль хихикнул:

– Как гадко с их стороны!

Он взял меня за руку и потащил за собой прямо в родительскую спальню.

Они уже умолкли, вели себя прилично, лежали в постели с книгами. Очень довольный собой, Рафаэль провозгласил:

– Вы не просто продали моего брата в услужение. Он был ошибкой, вы оба не хотели его так поздно, вот и решили избавиться от него.

Мамамими кинулась на него. Он побежал, громко хохоча и размахивая руками. Я заметил только, что в кулаке у него зажаты ключи от джипа. Он выволок меня во двор, а потом толкнул вперед:

– Открывай ворота!

Рафаэль юркнул на место водителя, тут же взревел двигатель. Мамамими ковыляла следом. Машина рванулась вперед, железные ворота со скрипом распахнулись, залаяли собаки. Рафаэль вывел подпрыгивающий джип со двора и открыл дверцу для меня. Мамамими была совсем близко, и мне не хотелось, чтобы наказали меня одного, так что я сиганул в машину.

– Пока-а-а-а-а! – пропел Рафаэль, ухмыляясь прямо в лицо матушке.

Каким-то образом мы добрались до Абуджи живыми. Водить Рафаэль не умел, попутки то и дело, бибикая, обгоняли нас. Мы виляли из стороны в сторону, уклоняясь от смерти, оставляя позади трупы выстроившихся вдоль обочины старых машин. Даже я хохотал, когда грузовики, завывая, проносились в считаных дюймах от нас.

Повинуясь GPS-навигатору, Рафаэль добрался до дома той женщины. Эндрю впустил нас; одет он был здорово: белая рубашка, джинсы, кожаные плетеные сандалии. Мы вошли, и Рафаэль заговорил, поначалу весьма вежливо:

– Здравствуйте! M’sugh! Как ваши дела? Я сын Джейкоба, брат Эндрю.

Я сразу увидел, какая это милая леди. Огромная, как воздушный шар, с чадолюбивой улыбкой, она приветствовала нас и прижала Эндрю к себе.

– Вы заплатили моим родителям сколько-нибудь вперед за работу Эндрю? Потому что они хотят, чтобы он вернулся, они так по нему скучают.

Похоже, она поверила.

– О, они передумали? Ну конечно же, Эндрю ведь такой прелестный молодой человек. Что ж, Эндрю, кажется, твои братья хотят забрать тебя.

– Это я за них передумал, – сказал, как отрезал, Рафаэль.

Смущенный Эндрю не отрывал взгляда от прострочки на своих джинсах.

Он, должно быть, понял, что произошло, потому что не спросил, почему мы двое явились за ним. Рафаэль спас его, Рафаэль, а не первенец Мэтью – если, конечно, он желал быть спасенным от приличной одежды и магазинов Абуджи.

Когда мы вернулись домой, никто никому ничего не сказал. Только Рафаэль – мне, позже:

– Интересненько, правда, что они будто воды в рот набрали? Потому что знают, что поступили неправильно. Как бы им самим понравилось – быть ребенком и понимать, что твои родители отослали тебя на заработки?

Мэтью тоже промолчал. Прежде мы были богаты; теперь бедны.

Мы с Джайдом измерили ухудшение воспроизведения.