Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Из специально отрытой возле котлована щели вылезла Лиу: на лице слой пыли, чисты лишь глаза – прикрывавшие их деревянные щелевые очки теперь висят на шее.

– Все в порядке! – сквозь звон в ушах услышал Кит ее крик.

Увидев его лицо, она рассмеялась.

– Да это же пустяки, комариный чих. Слышал бы ты, как мы, хойчане, гранит ломаем в карьере!

Кит хотел ей что-то сказать, но тут заметил, как повернулась и широким шагом пошла прочь Розали. Он и забыл уже, что Паромщица здесь. Догнав ее, спросил:

– Что, шумновато?

И не просто спросил, а почти прокричал. Наверное, чтобы самого себя услышать.

– И о чем вы только думаете? – Ее трясло, губы побелели.

Кит опешил. «Что это? Гнев? Страх?» Думалось медленно – еще не оправился сотрясенный грохотом мозг.

– Так надо же котлован углубить…

– Землю трясти зачем? Кит, я же говорила, что крупняк приходит на гром.

– Это не гром, – растерянно возразил архитектор.

– Это хуже, чем гром! – На глазах у Розали блестели слезы, ее голос проникал Киту в уши как через слой ваты. – Теперь они точно придут, я знаю!

Он протянул к Паромщице руку.

– Розали, бояться нечего, насыпь достаточно высока. Рыбам не перелезть…

У него ухало сердце в груди, голова шла кругом. Так трудно было слышать ее.

– Как они поступят, никто не в силах предсказать! Они целые города губили! Выползали на сушу в туманную ночь и истребляли все живое! Для чего, по-твоему, тысячу лет назад понадобилось насыпью отгораживаться? Крупняк…

Розали перестала кричать и прислушалась. Ее губы шевелились, она что-то говорила, но в сознание Кита не проникало ни слова – мешали барабанный бой в ушах, головокружение, учащенное сердцебиение. Вдруг он понял: а ведь это уже не последствия взрыва. Это бьется сам воздух. Краем глаза Кит видел рабочих, все они повернулись к туману. Но там не было видно ничего, кроме неба.

Никто не двигался.

Зато двигалось небо.

За насыпью на фоне серых облаков вскипало грязно-серое золото. Это речной туман вздымался на огромную высоту, на сотню футов. В нем кружили завихрения и пробегали разломы. Он менялся, распадаясь и сливаясь; он дышал.

Когда-то Кит видел огромный пожар: сначала над складом льна повалил дым, и прежде чем разлететься в клочья под натиском ветра, он казался вот таким же одушевленным чудищем…

В туманной горе возникали пещеры; они тотчас затягивались, однако новые не заставляли себя ждать. И в глубине этих пещер, в черно-коричневой мгле, тоже что-то шевелилось.

Но вот исчезла последняя полость. Как будто вечность миновала, прежде чем туман выровнялся, а затем осел. Даже и не определить, в какое мгновение барабанный бой воздуха вновь ослаб до звона в ушах.

– Кончилось, – заключила Розали, и это прозвучало как всхлип.

Кто-то из рабочих отпустил сальную шуточку – обычное дело для натерпевшихся страху. Ее восприняли со смехом, чересчур, пожалуй, громким. На насыпь взбежала женщина, прокричала оттуда:

– На правом берегу все в порядке. На нашем тоже.

Снова грянул смех, и люди поспешили по домам, навестить семьи. У Кита пекло тыльную сторону кисти. Туда угодил принесенный ветром клок пены, оставив после себя неровное пятно.

– Я видел только туман, – сказал он. – А крупняк там был?

Розали встряхнулась; вид у нее теперь был суровый, но ни гнева, ни страха. Кит уже заметил эту черту за Паромщиками: они мгновенно поддавались чувствам, но так же быстро и успокаивались.

– Был. Я и раньше видела, как вскипает туман, но чтобы так сильно – ни разу. Никому не под силу выгнать его на такую высоту, кроме крупняка.

– А зачем это нужно крупняку?

– Откуда мне знать? Крупняк – это загадка. – Она посмотрела архитектору прямо в глаза. – Надеюсь, Кит Мейнем из Атиара, твой мост будет достаточно высок.

Кит взглянул в сторону тумана, но сейчас там виднелось только небо.

– Полотно мы подвесим в двухстах футах над туманом. Этого достаточно, мне кажется.

Подошла Лиу Проходчица, вытирая руки о кожаные штаны.

– Ничего себе! У нас в Хойке такого не бывает. Настоящее приключение! А как здесь называется это диво? И как бы нам в следующий раз без него обойтись?

Несколько секунд Розали молча смотрела на миниатюрную женщину, наконец ответила:

– Да никак, пожалуй. Крупняк приходит, когда захочет.

– Он что, не всегда приходит на шум?

Паромщица кивнула.

– Ну что ж, как говаривал мой отец, лучше слабое утешение, чем никакого. – Кит потер виски, голова еще побаливала. – Будем работать дальше.

– Только про осторожность не забывайте, – сказала Розали. – Иначе всех нас погубите.

– Мост спасет много жизней, – возразил Кит и мысленно добавил: «В конечном итоге и твою тоже».

Паромщица отвернулась.

На этот раз Кит за ней не пошел.

Потому ли, что с того дня Лиу пользовалась менее мощными зарядами («Слабее некуда, – сказала она, – иначе просто не возьмут камень»), или потому, что у крупняка хватало других забот, но на протяжении трех месяцев, потраченных на изготовление взрывчатки и разрушение скалы, он не возвращался. Хотя обычной рыбы все это время у берега плавало вдоволь.

В роду Мейнемов были и металлисты, и горнодобытчики, и всякие прочие умельцы, но Кит с самого начала знал: он станет Мейнемом Строителем. Очень уж нравилась ему невидимая архитектура, та, что рождается в уме.

А еще нравилось согласовывать свои умозрительные конструкции с реальностью стройки, зависящей и от участка, и от материалов, и от людей, которые воплощают его замысел. Чем меньше уступишь, тем больше оснований гордиться собой.

Архитектуре он учился в университете. Его куратором была Скосса Тимт, опытнейший материаловед, руководившая строительством – подумать только! – двадцати трех мостов. Такая старая, что кожа и волосы побелели до цвета ганийского мрамора; она ходила, опираясь на необыкновенно удобный костыль, который сама же для себя и сконструировала.

И преподавала Скосса отменно. От нее Кит узнал, что в зависимости от нагрузки материал может гнуться, крошиться или ломаться. Разные материалы способны усиливать друг друга или, напротив, разрушать. Даже лучшие из них в самых оптимальных сочетаниях не существуют вечно (говоря об этом, преподавательница стучала себя по лбу узловатым пальцем и смеялась), но, если все сделать как надо, они продержатся тысячу лет, а то и больше.

«Но не вечность, – повторяла Скосса. – Делай все, что в твоих силах, однако не забывай об этом».

Из ближних и дальних прибрежных городов и сел на стройку тянулись труженики, нанимался и кое-кто из местных: как перекатная голь, пробавляющаяся случайными заработками, так и крепкие хозяева, не видящие греха в отхожем промысле. В обоих селах почти все были рады прибывающим, ведь те платили за жилье, еду, разные услуги. В гостиницах и трактирах, спешно прираставших флигелями и конюшнями, стряпали вдвое, а то и втрое против прежнего.