Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Найдём, — отмахнулся Натан и добавил, уже утаскивая Брамс к выходу: — Приятного аппетита. И спасибо.

— За сливки я бы вам и еще не такого чего рассказал бы, — хихикнул вслед домовик.

— Ты молодец, быстро сообразила к навьям обратиться, — похвалил спутницу Натан.

— Честно говоря, у меня давно язык чесался, — смущённо созналась вещевичка. — А то прежде ты со всеми разговаривал, было любопытно, отзовутся ли мне. Не могла упустить момент.

— Выбрала ты его очень правильно. Только в следующий раз, когда тебе чего-то захочется, для начала просто скажи об этом. Вдруг я чем-нибудь помогу? — засмеялся мужчина.

— Да мне не так чтобы прямо отчаянно хотелось, — совсем уж смешалась Брамс. — Но я учту, спасибо…

За этим разговором они добрались до задней двери, где без особого труда отыскали нужный проход: крыльцо здесь было высоким, в полсажени, и деревянным, и сбоку открывалась неприметная дверца. Лаз оказался весьма неудобным, но это неудобство легко можно было перетерпеть. Гораздо более неприятная деталь выяснилась уже на спуске…

— Чёрт побери, а фонаря-то у нас нет! — проворчал поручик. — Вернёмся? Или опять попробуем договориться с местными?

— Попробуем! — решила раздухарившаяся Аэлита. — Кис-кис-кис!..

…В этот раз пробежка по коридорам заняла немного времени. Или в самом деле было недалеко, или сыскари попросту начали привыкать к тёмным коридорам с единственным в нём маячком — синими огоньками кошачьих ушей, — и отсутствие страха позволяло времени течь свободно, а не тянуться смолой.

Проводница вновь исчезла без предупреждения, оставив полицейских в начале длинного коридора, едва подсвеченного гнилостно-зелёным сиянием крупных неровных пятен, покрывающих стены, — не то лишайников, не то плесени. Тоннель шёл прямо, с небольшим уклоном, и вид имел по-настоящему жуткий. Титову не к месту подумалось, что подобные декорации неплохо подходят для дороги в Преисподнюю.

Глупую мысль мужчина тут же поспешил отогнать и решительно двинулся вперёд, держа за руку Аэлиту, которая с интересом озиралась и, кажется, не испытывала никаких неприятных чувств от такого «интерьера».

— Жалко, что я ничего не понимаю в ботанике, — посетовала Брамс. — Биолюминесценция — это настолько удивительное явление… Вот спрашивается, зачем им этот свет вообще нужен?

— Понятия не имею! Но зато нам вот пригодился, — хмыкнул в ответ Титов. — Занятно, конечно, но сейчас меня больше заботит иное. Как думаешь, мы сильно забрали вниз? И куда вообще идём? Мне кажется, этот коридор уж очень сильно отличается от прочих.

— Сыро, — после короткой паузы отозвалась девушка. — И воздух очень противный, спёртый. Кстати вот странно, в тоннелях он вроде бы должен быть таким же, а там так легко дышится…

— В тех тоннелях я уже ничему не удивлюсь, — проворчал Натан. Несколько шагов сделал молча, а потом задумчиво проговорил: — А ведь мы, похоже, под рекой. Интересно, что Горбач забыл на том берегу?

— Не знаю, там довольно дикие места, — раздумчиво проговорила вещевичка и предположила: — А может, он не по своей воле сюда попал? Ну, как мы из-за буки заблудились?

— И правда, похоже, — согласился Титов. — Домовой же сказал, что местные обитатели на него сердиты, могли и заморочить. Знаешь, давай-ка мы поспешим, а то, боюсь, от Горбача даже трупа не останется…

Бежать в едва разбавленном зеленью мраке Натан не рискнул, но перешёл на скорый шаг, за которым Брамс едва поспевала, порой вынужденная двигаться лёгкой трусцой. Однако не жаловалась, даже наоборот, едва сдерживалась, чтобы не припустить быстрее: сегодняшняя погоня, в которой они выступали преследователями, ей нравилась гораздо больше.

Дорога вновь кончилась внезапно и совсем не так, как можно было ожидать.

Перед сыскарями распахнулся заливной луг, присыпанный дрожащей в серебристом свете росой; он напоминал озёрную гладь, подёрнутую мелкой рябью. Полная луна ярким голубовато-белым фонарём сияла, занавешенная редким гипюром облаков. Те, проплывая по тёмно-синему полотнищу небосвода, создавали на земле причудливую живую вязь тонкой серебристой тени. Светлая ночь, яркая, сказочная, в которой самое место и время всевозможным чудесам.

Вот только происходило среди этой пасторали нечто совсем не подходящее умиротворённо-зыбкому пейзажу.

Чуть в стороне, в десятке саженей, смутно белели длинными рубахами человеческие фигуры, и из образованного ими круга доносились попеременно хохот, испуганные возгласы и неразборчивые обрывки слов, нарушая хрупкое очарование полнолунной ночи.

— Немедленно прекратить! — крикнул Титов.

«Тить. Итить! Пить!» — понесло, всколыхнув траву, эхо, но на оклик никто не отреагировал.

Натан на бегу рванул из кобуры револьвер, пальнул в воздух и сам пригнулся от неожиданности — бабахнуло так, словно совсем рядом ударил гром или упал фугас.

Проигнорировать подобное навьи уже не смогли. Сдвинулись теснее, обернулись; молодые простоволосые девушки в полотняных рубахах, с растрёпанными венками на головах. Луна светила столь ярко, что разглядеть можно было всё в подробностях, вплоть до недовольных выражений лиц собравшихся русалок. Ничего потустороннего, жуткого, странного на первый взгляд в них не было, ни дать ни взять — обыкновенные гуляющие на Ивана-Купалу, и о сути этих девушек Натан лишь догадывался по смыслу. Многие весьма хорошенькие, и абрисы точёных фигурок, едва прикрытых тонким полотном, легко могли взволновать мужское естество.

Вот только обоим присутствующим здесь мужчинам было совсем не до русалочьих красот.

— Помогите! — сипло и неузнаваемо крикнул кто-то из середины толпы — наверное, беглый Горбач. Крик оборвался рассерженным шипением и невнятным бульканьем.

— Прекратить самосуд! — скомандовал Титов.

— Он наш-ш! — едва не хором отозвались девушки, заступая дорогу.

— Не вмешивайся, середник, — прожурчала одна из русалок. Приблизилась, погладила мужчину ладонью по плечу, невзначай прижалась. — Пойдём, не на что здесь смотреть. Это наши дела, он сам пришёл, а тебе всё это ни к чему…

Вкрадчивый мелодичный голос туманил разум, зачаровывал, навевал сонливость и нежелание спорить. Хотелось слушать его и слушать, глядя в блестящие от лунного света глаза словно в тёмный речной омут, чувствуя себя зависшим в толще воды между двумя безднами.

Титов растерялся, смешался и даже струхнул, ощущая, как голова становится тяжёлой, мысли вялыми, а тело — безвольным, и силы к сопротивлению оставляют совершенно. Поручик медленно качнулся вперёд, намереваясь подчиниться журчащему голосу, но не успел сделать и шага.

— А ну кыш! — вдруг выступила вперёд Аэлита, гневно хмурясь. — Я про вас всё знаю! Не сметь моему жениху голову дурить!