Дарья Кузнецова - Уездный город С***

Титов аккуратно записал всё — кто, когда, где. Имена клиентки, подруг, адреса, место службы супруга Хрищевой, фамилию сестры… Наконец, когда неизбежное стало уже нельзя оттягивать, спросил:

— Скажите, Анна Сергеевна, вы случайно не знакомы вот с этой особой?

— Это же Лена! Откуда у вас эта картинка? — растерялась та.

— Боюсь, у меня для вас дурные вести, — стараясь говорить как можно мягче, осторожно начал Натан, коря себя за неумение подобрать другие, новые слова, а не те, которые были сказаны сотню раз в таких же случаях…

…Отбыл из Департамента Титов только через час, едва не забыв напоследок озадачить Михельсон поисками извозчика Короба с пегой лошадью. Поручик как раз успевал добраться до Федорки к оговорённому с Аэлитой сроку, однако из-за раннего подъёма чувство было такое, словно день должен уже клониться к вечеру.

Разговор с сестрой убитой девушки вымотал Натана до крайности, причём не столько он сам, сколько его неожиданные последствия: мужчине пришлось обратиться к своему дару живника и неплохо потрудиться. Анна Сергеевна оказалась беременна, и тяжёлые вести произвели на впечатлительную особу воистину сокрушительное воздействие. Помощь Титов оказал, потом совместно с Чогошвили сопроводил несчастную до больницы, благо располагалась та неподалёку, и оставил на попечении врачей, после чего и направился в институт, пребывая в исключительно поганом настроении.

Убийцы на следовательском пути Натана попадались разные: иные из них стоили жалости куда больше, чем жертвы, другие вовсе вызывали внутреннее одобрение. Закон есть закон, Титов это прекрасно сознавал, как сознавал и то, что оный закон — есть некая усреднённая величина и ни одно из правил не способно принести справедливость во всех без исключения случаях.

Про нынешнего убийцу, этого вещевика, Натан уже точно знал две вещи: что он сволочь, которую необходимо предать суду как можно скорее, и что он опасный психопат, до которого, однако, нельзя допускать врачей — дабы не освободили эту нелюдь от самого строгого приговора. И в этом случае Титов готов был лично ратовать за виселицу.

Аэлита на поручика была сердита, но немного и не всерьёз. Он действительно сумел подобрать верные, нужные слова, чтобы девушка как можно серьёзней отнеслась к поставленной задаче, однако не расстраиваться из-за того, что самая главная часть расследования проходит мимо, она не могла в любом случае. В основном вещевичка сетовала на мировую несправедливость и мечтала изобрести такую машину, которая могла бы выполнять все самые сложные вычисления без постоянного внимания человека. Вот как арифмометр, только больше и сложнее. Чтобы вносишь данные примера, а она тебе — оп! — и ответ. И никаких таблиц и пачек листов писчей бумаги…

Впрочем, мечты эти и досада Брамс не сказывались на деле, работа кипела и бурлила, обрастая новыми деталями и исполнителями. Проблемой неожиданно заинтересовался руководитель кафедры: он предположил, что подобная постановка задачи, то есть восстановление умбры по её стёртому следу, может приблизить к пониманию природы вещей. Так что предприимчивый профессор быстро организовал для Аэлиты помощников — вещевика-теоретика и шустрого магистра-математика, с обоими девушка была неплохо знакома и имела уже удовольствие работать.

Дело спорилось, посторонние мысли удалось вытравить размышлениями полезными, и Брамс в конечном итоге так увлеклась, что попросту не заметила вошедшего в лабораторию поручика.

А тот замер на пороге в неуверенности, не решаясь нарушить ход работы: Аэлита сейчас была настолько на своём месте, что отвлекать её казалось кощунственным. Когда она читала студентам лекцию, она тоже выглядела уверенной и собранной, но сейчас девушка явственно горела энтузиазмом. И Титов всерьёз засомневался в собственном недавнем решении более плотно привлечь Брамс к расследованию. Может, ей и вправду не стоит распыляться?

Вещевик, невыразительной наружности мужчина средних лет, вдумчиво расчерчивал какую-то схему на большом листе бумаги, а магистр увлечённо спорил с Аэлитой, его светлая и её рыжая макушки склонились над бумагами, которые исследователи азартно отнимали друг у друга. Математик был молод и — неожиданно — совсем не походил на книжного червя: крепкого сложения, с хорошей осанкой.

И без того дурное, настроение Титова почему-то испортилось ещё больше. Он уже махнул рукой и собрался молча развернуться и уйти, но Аэлита вдруг словно почувствовала взгляд и подняла глаза от бумаг. А при виде поручика столь светло и искренне ему улыбнулась, что мужчина не сумел не ответить тем же. И на душе столь же неожиданно полегчало.

— Натан Ильич, здравствуйте! А вы какими судьбами? — удивлённо, но радостно проговорила она.

Титов неопределённо пожал плечами и неуверенно ответил:

— Заглянул проведать, узнать, как продвигаются ваши исследования, я же обещал зайти.

— А что, уже середина дня? — растерялась Брамс. — Ну ничего себе…

— Думаю, от Али ждать этого бесполезно, поэтому назовусь сам, — обаятельно улыбнулся младший из мужчин. — Шорин Владимир, математик. А это Савушкин Николай Викторович, он теоретик-вещевик, из лучших в городе.

Рукопожатие у математика оказалось под стать наружности — крепкое, уверенное, и Шорин разонравился поручику окончательно.

— Да, кстати, вы же обещали рассказать, как продвигается следствие, — встрепенулась Аэлита.

— А ещё, помнится, я обещал вашей матушке проследить за тем, чтобы вы нормально поели, — не удержался от улыбки Натан. — Пойдёмте, самое время отобедать.

— Ну что, господа, прервёмся? — не стала спорить Брамс. Привычная работа ей, конечно, была всё так же интересна, но отказываться от возможности быть в курсе расследования девушка не собиралась. Да и мысль об обеде вдруг показалась исключительно своевременной.

«Господа» возражать не стали, но Шорин проводил Аэлиту непонятным, пристальным взглядом.

— В буфет? — бодро осведомилась Брамс.

— Если вы не против, я бы предложил немного пройтись и перекусить где-нибудь ещё. Без лишних ушей.

Аэлита опять же не возражала, и даже поддержала мысль о небольшой прогулке, которая поможет развеяться и проветриться. Пока шли, Натан обстоятельно пересказывал не только сегодняшние события, но, как и планировал, начал излагать всю систему имеющихся у него предположений и выводов, так что рассказ получился долгим. Брамс слушала внимательно, с пониманием: логические связи без привязки к отдельным личностям были ей хорошо понятны.

Спускаясь по лестнице, поручик машинально предложил даме локоть, а та, куда больше сосредоточенная на словах мужчины, чем на иных проявлениях окружающего мира, столь же бездумно приняла помощь. Они так и шли дальше рука об руку — из Федорки на улицу, под хмурое небо, прекратившее пока сеять на землю мелкую морось. Было не слишком холодно, но Аэлита в своей тонкой блузке всё равно оценила тёплое плечо мужчины рядом и прижалась к нему по возможности крепче.