Дарья Кузнецова - Уездный город С***

В углу стоял саквояж, подробно описанный Хрищевой, здесь же нашлась шляпка с вуалью и небольшая сумочка, с которой и Царёва, и сам хозяин дома видели Акулину Горбач. Разложены вещи были с особенным тщанием, аккуратно, даже любовно, словно трофеи.

— А что это значит-то? — полюбопытствовал шофёр. — Это вот тот чернявый — топитель, что ли, и есть?

— Возможно, — задумчиво проговорил Натан.

Взял в руки одну из разновеликих досок, осмотрел. Горбыль был неровный, с обломанным краем. Провёл пальцем по столу — пыли на нём не было, столешницу явно недавно чистили. Присел на корточки, осмотрел пол под столом — ровная утоптанная земля.

Обошёл кругом, внимательно глядя под ноги, выхватил лучом фонаря вбитые в стену скобы, образующие лестницу, осмотрелся под ними, вдумчиво поковырял носком сапога земляной пол.

— Натан Ильич, что вы ищете? — не выдержала Аэлита, со всё возрастающим интересом наблюдавшая за метаниями поручика.

— Следы, Брамс, — отозвался Титов, опять остановился у стола, шаря по нему лучом света. — Следы, — повторил задумчиво, переложил фонарь в подвешенную на перевязь руку, а освободившейся — сбил фуражку на лоб и рассеянно потёр затылок. — Чёрт знает что…

— Да что такое-то?!

— Брамс, вас ничего не смущает в этой картине? — проговорил Натан. — А вас, Алексей Семёныч?

— А что искать-то надо? — спросил шофёр. — Ну лежит барахло, хранится, так на то и подвал…

— Аэлита Львовна, а вы что скажете?

— Картина как картина! — проворчала девушка, совершенно не понимая, чего от неё хотят и что она должна заметить. — Все те материалы, которые на трупах были. Вроде бы. Только свечей нет.

— Есть, вам просто не видно. Они вон в щели между досок закатились. Ладно, давайте вы сейчас снимите здесь умбру, с комнаты и с предметов, потом отпечатки с ножа, ручки вот от этой сумки… Умеете? — запоздало спросил поручик: всё же Брамс — эксперт своеобразный. Но та уверенно кивнула, и Титов продолжил: — Потом заберём имущество покойниц, нож и верёвку, да пойдём, больше тут делать нечего.

— А доски? Лапы еловые? — не поняла вещевичка. — Это разве не надо?

— Давайте и их прихватим для порядка, — согласился Натан. — Алексей Семёнович, поможете? Вот эту доску поменьше, и вот, лапу держите да полезайте. Брамс, вы печати накладывать умеете?

— Угу.

— Прекрасно, тогда еще и прикроем тут всё. Давайте помогу ваши прищепки расставить, — предложил он.

— Сам вы прищепка! — искренне возмутилась девушка. — А это щупы!

— Хорошо-хорошо, я не настаиваю, — хмыкнул поручик. — Щупы так щупы.

Странно, но под холодными, угрюмыми сводами, в темноте, едва разбиваемой светом одинокого фонаря, знакомый уже плач флейты звучал удивительно мирно. Вроде бы и звуки те же, и сыскари здесь всего вдвоём, и лёгкое эхо дробит рваную мелодию — все условия для того, чтобы жутью пробрало до костей. Однако сейчас Натан ощущал себя спокойнее, чем под открытым небом на живописном речном берегу. Конечно, пронзительный визг благородного инструмента терзал слух, но и только: никаких мистических, потусторонних переживаний и непонятных ощущений. Привык?

Тому, что никаких отпечатков на уликах не оказалось, Натан не удивился, однако это был ещё один тревожный звоночек. Выходит, преступник настолько предусмотрителен, что не оставил следов, но — притащил улики к себе домой. Более чем странное поведение…

Закончив с этими делами, полицейские вместе с оставшимися уликами выбрались наружу. Титов прикрыл люк и запер замок, жестом предложив Аэлите продолжить. Всё необходимое для создания печати имелось в том же чемоданчике с умброметром — небольшой, заранее подготовленный листок фольги, покрытый затейливой вязью. Вещевику оставалось только правильно установить его и отдать команду: печати эти были рассчитаны на каждого, кто обладал хоть крупицей таланта, и потому все сложные приготовления выполнены были заранее.

Такую же печать девушка по просьбе Натана установила и на парадную дверь, через которую они прошли в дом, и на чёрную, обнаруженную уже после, и даже на калитку.

Медждаджев, угрюмый и насупленный, ожидал в автомобиле. Бежать и сопротивляться он явно не собирался, лишь молча наблюдал через небольшое окно за действиями Брамс, а потом — за тем, как сыскари пристраивают в багажник и салон свою добычу, прощаются с городовым, рассаживаются…

— В Департамент? — понятливо уточнил шофёр.

— Да, поехали, — рассеянно подтвердил Титов.

Девушку он усадил вперёд, сам устроился сзади, рядом с вещевиком. Глянул на него задумчиво и предложил:

— Давайте наручники вперёд перестегну, неудобно.

— Что, уже не боишься? — огрызнулся тот.

— Ну, как хотите, — равнодушно пожал плечами поручик, и дальше двинулись в молчании, благо что ехать было совсем недалеко.

Поведения поручика Брамс не понимала совершенно, но уже смирилась с этим и даже не пыталась самостоятельно разобраться, ожидая, пока тот всё объяснит. Казалось бы, всё замечательно, они поймали убийцу, улики налицо, а остальное можно выяснить в ходе дознания. Но нет, Титов был весьма задумчив и сосредоточен, даже напряжён, и никакой радости на его лице не читалось.

Что ему не понравилось в том подвале? О чём он думал, недовольно хмурясь и отвечая на все вопросы односложно, скорее отмахиваясь? Брамс едва сдерживалась, чтобы не начать расспрашивать прямо сейчас. Остановило её даже не присутствие свидетелей, а солидарность: она сама терпеть не могла, если во время решения какой-то важной задачи её теребили, отвлекали и лезли под руку с вопросами.

С Меджаджева сняли отпечатки пальцев и определили его в тесную одиночную камеру, коих в подвале Департамента было полтора десятка как раз на такой случай, да там покуда и оставили, избавив от наручников. Титов немного побродил по зданию, чтобы оформить задержанного и приобщить к делу улики, а потом засел в двадцать третьей комнате за чистовик протокола обыска на основе пометок, сделанных в блокноте, изучение дела ссыльного смутьяна, Яхъи Рустамовича Меджаджева, и уточнение иных мелочей.

— Чего это он? — театральным шёпотом обратилась к Аэлите Михельсон, кивая на петроградца. Брамс в ответ пожала плечами:

— Мы подозреваемого задержали, вещевика. Я думала, Натан Ильич обрадуется, а он по-моему еще пуще прежнего посмурнел. Не говорит ничего. Может, просто того типа жалеет? Хотя с чего бы…

— А что за тип? — оживилась Элеонора, да и остальные присутствующие — Адам и Валентинов — также навострили уши.

Брамс, конечно, слушателей не разочаровала, во всех подробностях изложив собственные впечатления от знакомства с громогласным вещевиком, по непонятной причине произведшим на обыкновенно равнодушную к людям Аэлиту неизгладимое впечатление. И подвал она живописала в красках, и своё восхищение хладнокровием Титова — особенно.