Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Так вы, наверное, и в Великой войне участвовали? — продолжила расспрашивать Михельсон.

— Немного, — уже вполне явственно усмехнулся поручик. — Да что я там навоевал, всё больше с бумажками, — он махнул рукой, сделав вид, что не заметил, как скисла на этих словах Элеонора и каким задумчивым, недоверчивым и малость насмешливым взглядом окинул его Машков, прошедший Великую войну вольноопределяющимся. И проговорил, меняя тему: — Расскажите мне лучше подробнее, как в губернии обстоят дела с уголовными преступлениями? Так ли всё сонно, как уверяет Чирков?

— Ну да, сонно, — хохотнул Шерепа. — Слушайте его больше!

Мужчины, порой привлекая Элеонору в роли справочного бюро, обсуждали служебные дела, находя друг в друге если не дружеское расположение, то по меньшей мере уважительную приязнь. Титов радовал новых сослуживцев отсутствием спеси, Владимиры его в свою очередь — крепким знанием дела. Всё же Чирков, поминая уголовный сыск, сгустил краски или даже зачем-то сознательно польстил Натану: может, некоторые современные методы и тонкости до провинции ещё не добрались, но следователи были совсем не глупы и, главное, весьма опытны.

Аэлита не принимала участия в общей беседе. В первую очередь она окончила чтение «Академического вестника», отложенного на время встречи с полицмейстером, а после занялась собственными рабочими записями: необременительную (ввиду непостоянства) службу в полиции Брамс успешно совмещала с чтением лекций в Φедорке и научными изысканиями, в том числе с написанием докторской работы, так что трату времени на пустые разговоры она считала расточительством.

Но всё равно нет-нет да и возвращалась мыслями к петроградцу, и бросала на него косые взгляды, и настроение её всё больше портилось, хотя Аэлита и сама не могла бы объяснить почему. О событиях в кабинете полицмейстера Натан не упомянул и словом, недавних страхов Брамс не оправдывал, её тогдашней растерянностью не забавлялся и был исключительно вежлив, улыбчив, доброжелателен и остроумен. Через полчаса он совершенно покорил Элеонору, был уже на «ты» с обоими Владимирами, и только Аэлита, с сосредоточенным видом отгородившаяся столом от сослуживцев, находилась за пределами его внимания.

Наверное, вот эта лёгкость, недоступная ей самой, и сердила Брамс, вкупе с недавно проявленной решимостью и умением быстро думать в мгновение опасности. Поручик Титов до обидного походил на героев пресловутых приключенческих книг, любимых вещевичкой, и Аэлита страшно ему завидовала.

Вскоре явился и Чогошвили, бережно сжимавший в руке бумажный самолётик. Энергичный, очень разговорчивый, обаятельный и улыбчивый, притом надёжный и готовый всегда прийти на выручку, Адам всего полгода как прибыл из Москвы, где окончил правовое училище по направлению сыскного дела, и за это время снискал общую любовь Департамента, особенно его прекрасной половины. Он уверял, что является потомком княжеского рода, но и сам, кажется, относился к этой мысли с изрядной долей иронии.

Как правило, Аэлита была рада видеть Адама — его искренность и живость подкупали, и ещё он редко ставил вещевичку в тупик, потому что не имел губительной для неё привычки изъяснятся намёками, а выражал мысли прямо и точно. Но сегодня и его общество не помогало развеять хандру.

Брамс уже почти решилась покинуть присутствие и отправиться в Федорку, где в родных лабораториях её бы точно ничто не обеспокоило, но в это мгновение живой разговор служащих прервался резкой, пронзительной трелью: задребезжал телефон, стоявший на столе Элеоноры.

— Уголовный сыск слушает, Михельсон у аппарата! — отчётливо, с расстановкой и даже с какой-то торжественностью проговорила женщина. Свой, отдельный телефонный номер и аппарат в двадцать третьей комнате появились недавно, звонки случались нечасто, и делопроизводительница пока ещё гордилась обязанностью отвечать на вызовы.

А вот следователи при звуке телефона подобрались и переглянулись, даже Бабушкин в своём углу завозился и что-то забормотал — не то увидел тревожный сон, не то задумался о возможном пробуждении.

— На мысу, против Коровьего? Судебных вызвали? Выезжаем! — отрывисто проговорила она, сделав какие-то пометки в пухлой тетради. А после, уже положив трубку на блестящие телефонные рога, сообщила ожидающим пояснений следователям: — На мысу рыбаки выловили труп, молодая женщина, по виду — утопленница. Кого записываю на выезд? — Элеонора перевела вопросительный взгляд на Титова.

— На мысу-у, это же другой край города! — тоскливо вздохнул себе под нос Шерепа.

— Думаю, никто не станет возражать, если прогуляемся мы с Брамс? — чуть улыбнулся поручик. — Аэлита Львовна, вы утопленников не боитесь?

— Вот ещё! — возмутилась вещевичка, воинственно вздёрнув подбородок, хотя к трупам она и в самом деле относилась с опасением. Не столь значительным, чтобы визжать и падать в обморок, подобно трепетной курсистке, но всё же явственным. Однако признать это перед петроградцем? — Εдем, — решительно кивнула она, подходя к шкафу за небольшим рабочим саквояжем: у каждого из полицейских вещевиков имелся такой, содержавший в себе полезные в деле вещи и другие мелочи.

Титов распахнул и придержал дверь, позволяя девушке выйти, и следом за ней шагнул через порог. Несколько секунд двигались в тишине, потом Натан предложил:

— Разрешите вам помочь?

— Чем? — растерялась Аэлита.

— С чемоданчиком, — ответил мужчина, но взгляд девушки не стал более понимающим, и поручик попытался уточнить: — Давайте, я его понесу. Зачем девушке таскать тяжести?

— Оставьте, он не тяжёлый, — поморщившись, недовольно отмахнулась Брамс. — Тем более там много хрупких вещей.

Ещё несколько шагов помолчали.

— Аэлита Львовна, я хотел бы извиниться, — вновь нарушил тишину Титов, и на этот раз Брамс ответила откровенно изумлённым взглядом. — За то, что во время разговора у Петра Антоновича выразил сомнения в ваших умениях и невольно обидел вас.

— Ничего страшного, — ответила она после долгой паузы.

Получилось ворчливо, да и раздосадованный взгляд, который вещевичка бросила на спутника, сложно было назвать извиняющим, но Натан решил всего этого не замечать: он уже понял, что девушка с выдуманным именем чуднá в той степени, чтобы полностью это имя оправдывать. А вот как относиться к её словам и поведению и как держать себя с ней, он ещё не определился и потому принял решение пока наблюдать со стороны, на подначки не реагировать, держаться ровно и приветливо.

С остальными служащими было куда проще, общий язык с ними Титов нашёл без труда, и надежда на то, что служба на новом месте окажется немногим хуже прежней, а попытка начать жизнь с чистого листа увенчается успехом, лишь окрепла и почти превратилась в уверенность.