Фёдор Быханов - Взорванная судьба

Можно было надеяться:

— Все обойдется и никто его отсутствия не заметит. Но когда в дверь заглянул Алик Колен, все полетело в тартарары.

— Вот он, падаль заразная! — встретил его приход громкий вопль Билла Смитчела. — Гнать его в шею.

— Спидоносец!

— Отродье наркоманское!

На глазах, все еще ничего не понимающего, мальчишки быстро успели навернуться слезы обиды:

— Что я вам сделал? Почему обзываетесь?

— Еще и спрашивает, — выскочивший из-за своей парты Билл Смитчел с оттяжкой ударил его в лицо. — Иди отсюда и не показывайся, пока свой СПИД не вылечишь!

— Успокойтесь, дети! — навел порядок в классе учитель. — Сейчас же садитесь по местам!

— Ну а ты, Альберт Колен, — обратился он к ревущему от незаслуженной обиды мальчугану. — Иди пока домой и не возвращайся до решения твоего вопроса на педагогическом и попечительском советах школы.

Хохот и улюлюканье, что явно спровоцировал среди одноклассников, Сметчел-младший, не смолкали до тех пор, пока за мальчишкой-изгоем не закрылась дверь класса.

По всей видимости — навсегда!

Но об этом еще ни Алик, ни его обидчики даже не подозревали.

Как и о том, что странные и не всегда объяснимые события вот — вот начнут вторгаться в жизнь некоторых из них.

Пьер Колен, ни раз и не два, а гораздо чаще, пытался добиться истины по поводу своего характера. Определяющего, как известно всем, судьбу человека.

И, всегда выходило, что, он размазня по жизни. Щепка, сорванная весенним ручьем. Да к тому же и самый типичный неудачник.

Его унылая, худощавая физиономия, с вечно шмыгающим простуженным носом, лучше любой визитной карточки говорила горькую правду о его натуре:

— Отличавшуюся от других такими чертами как неуверенность в себе и отсутствие желания искать настоящих друзей.

Таким же, впрочем, не только по внешнему виду, но и по своим поступкам, он был легковерным человеком и даже настоящим лодырем, для многих людей, кто знал этого бывшего парижанина, еще много лет назад подававшего большие надежды.

Всё перечеркнул тот день, когда Пьер перенес первое душевное потрясение:

— Отчисление из университета Сорбонны за участие в горячих студенческих волнениях, захлестнувших однажды столицу Франции.

Хотя для Пьера, не забывшего ничего из своего прошлого, тот поступок и выразился лишь в банальном согласии пойти с друзьями после лекций на стихийную демонстрацию.

Зато в ходе её, по роковому стечению обстоятельств, все и заварилось:

— Поджог автомобиля, потасовка и стычка с полицией, применившей оружие на поражение.

После чего один из демонстрантов — друзей Пьера Колена, проследовал на тот свет, а весь факультет из солидарности бастовал ещё половину семестра.

Только занятия потом все равно начались. Без тех, разумеется, кого посчитали за зачинщиков беспорядков.

Таких, как Пьер Колен.

…Да и в Штаты он попал не по своей воле.

Хотел там лишь переждать годик-другой, пока забудется та история. Заодно собирался и деньжат подзаработать на черный день.

Но вышло всё совсем иначе. Наступили еще худшие времена — оказался на самом дне общества. Куда бывшего студента утянули лучше всякого балласта — подружка Роза, да плод их неудачного, хотя и явно затянувшегося сверх всякой меры супружества, теперь уже, шестиклассник Альберт.

Подрастая, мальчишка становился как две капли воды похожим на отца — от веснушек на курносом лице, до робости характера.

Однако отец понимает:

— Смышлен сынок. В этом он — весь в мать. И еще одно унаследовал от родителей — полное неумение приспосабливаться к окружающему миру.

Все это давно отметил в сыне Колен-старший.

Подтверждений тому:

— Хоть отбавляй.

Вот и опять — отправился в школу, а уже через час пришел назад с разбитыми в кровь губами.

— Подрался? — старался выглядеть строже, спросил Пьер у сына.

Алик всхлипнул и виновато прижался к отцу, встретившему его на пороге их небольшой, убого обставленной квартиры.

— Ну-ну, перестань — уже пожалел проявленную строгость Колен-старший. — Хватит сырость разводить!

И стараясь успокоить сына, более участливо поинтересовался:

— В чем дело?

Услышал он в ответ такое, чего не желал бы никогда и никому почувствовать в самом дурном сне.

— Папа, а это правда, что мы всей семьёй — заразные?

Чистый, ясный взгляд сынишки, омытый — как весенний луг дождем, еще не пересохшими слезами, заставил Пьера Колена отшатнуться:

— Кто тебе такое сказал?

— В нашей школе об этом говорят все мальчишки, — как на духу вымолвил взволнованный ребенок. — Может быть, обманывают?

Он вдруг стал совсем серьезным, сделав совсем уж неожиданное предположение:

— Или кто-то велел им, таким образом, отлучить меня от посещения школьных уроков.

— Кому ты нужен, — усмехнулся отец, сделав это машинально, раздумывая пока о смысле сказанного Аликом перед этим — сразу по возвращению из школы.

После его сомнений сынишка вновь вернулся к прежнему вопросу:

— Так, это правда, что у нас у всех СПИД?

Слезы снова навернулись на глаза Алика:

— Билл-крокодил так всем и говорит!

Мальчуган подошел к отцу вплотную и почти до шёпота понизил голос, чтобы не дай Бог, не услышали соседи.

— Крокодил не просто дразнит, он еще и на своего отца ссылается, — жарко шептали сухие губы обиженного ребенка. — Мол, тому доподлинно это всё известно.

Пьер Колен при этих словах встревожился не на шутку. Имея вполне серьезные основания для испуга.

Всего лишь несколько дней прошло, как в медпункте полицейского участка поставили этот страшный диагноз и ему, и жене.

— Да и у Алика, — понимал он. — Явно, был бы тот же самый результат, что у отца с матерью.

Но удивляться не приходилось — почему все всплыло наружу? Когда в полиции служат такие, как Смитчел-старший, то возможно всякое.

Оставалось только возмущаться:

— Откуда что берется? Как столь стремительно расходятся секреты?

И объявлять риторические протесты:

— Ведь существует же закон, врачебная тайна, наконец!

Однако в семье, где и взрослые, и ребёнок, являлись носителями неизлечимой, фактически, инфекции, опустили руки:

— Ничего этого делать не хотелось.

И ещё понимал Пьер Колен:

— Даже если бы пошли они на любой протест, то в такой ситуации как у него, было бы это совершенно бессмысленным занятиям. Верно, слывет утверждение, что плетью обуха не перешибешь.

Пьер Колен скрипнул зубами от досады и резко оборвал всхлипывания сына.

— Все это сплошное вранье! — отрывисто бросил он. — Сиди дома, я скоро вернусь!

Мрачный сырой коридор, куда как ящики из какого-то гигантского шкафа-бюро выходили двери квартир таких же неудачников, что и он сам, разозленный Пьер Колен одолел в один миг.