Дебора Харкнесс - Книга Жизни [litres]

Мой живот распластался по сиденью и уперся в спинку.

– А вообще для чего предназначался этот стул?

– Для наблюдения за петушиными боями и игры в карты ночь напролет, – ответил Мэтью. – Твоей пояснице станет намного легче, если ты чуть-чуть наклонишься вперед и положишь голову на подушку.

Так оно и случилось. Мэтью устроил мне основательный сеанс массажа, начиная с бедер и двигаясь вверх по спине, пока не достиг затылка, мышцы которого тоже были напряжены. За это время меня трижды посещали схватки, и хотя они продолжались дольше, холодные руки Мэтью и его сильные пальцы частично гасили боль.

– Скольким беременным женщинам ты помог таким способом? – спросила я.

Интересно, где он приобрел столь необычные навыки? Пальцы Мэтью замерли.

– Только тебе, – ответил Мэтью, возобновляя массаж.

Я повернула голову и увидела, что он смотрит на меня. А пальцы сноровисто продолжают двигаться.

– Изабо говорила, что я первая, кто спит в этой спальне.

– Все, кого я встречал прежде, не были достойны спать здесь. Но вскоре после нашего знакомства я уже мысленно видел тебя на этой кровати. Разумеется, вместе с собой.

– Мэтью, почему ты меня так сильно любишь? – спросила я.

Что привлекательного было во мне сейчас? Обрюзгшая, с громадным животом, взмокшая от пота и стонущая чуть ли не ежеминутно. Мэтью ответил не задумываясь:

– Ты – ответ на все мои прошлые и будущие вопросы. – Мэтью откинул мне волосы с шеи и поцеловал чуть ниже уха. – Может, у тебя появилось желание немного постоять?

Я не успела ответить. Нижнюю часть живота пронзило острой болью. По интенсивности она превосходила схватки. Я шумно втянула воздух.

– Похоже, произошло растяжение сантиметров на десять, – пробормотал Мэтью и позвал Маркуса.

– Диана, у меня для тебя хорошая новость, – весело произнес вошедший Маркус. – Начинай тужиться, и посильнее!

И я начала тужиться. Мне казалось, это занятие продолжается не один день.

Сначала я попробовала современный метод: лежа. Мэтью держал меня за руку, не сводя восхищенного взгляда.

Ничего не получилось.

– Это вовсе не признак каких-то осложнений, – сказала доктор Шарп, склоняясь над моими бедрами. – Близнецам на финальной стадии родов требуется больше времени, чтобы начать движение. Правда, Мэтью?

– Диане нужен стул, – хмуро изрекла Марта.

– Я принесла свой, – ответила доктор Шарп. – Он в коридоре, – кивнула она в сторону двери.

Близнецы, зачатые в XVI веке, пренебрегли современными медицинскими приспособлениями и предпочли родиться по старинке: на простом деревянном стуле с сиденьем в форме подковы.

Вместо клиники и чужих лиц меня окружали те, кого я любила. За спиной стоял Мэтью, поддерживая меня физически и эмоционально. Джейн и Марта стояли возле моих ног и хвалили смышленость малышей, решивших выйти в мир головой вперед. Маркус постоянно шептал ободряющие слова. С другого бока стояла Сара, подсказывая, когда дышать и когда тужиться. Изабо осталась у двери. Она передавала новости Фиби. Та ждала в коридоре и посылала эсэмэски на Пикеринг-Плейс, где Фернандо, Джек и Эндрю жадно прочитывали каждое ее сообщение.

И все равно время тянулось невероятно медленно.

Роды грозили продлиться вечность.

Когда за пять минут до полуночи раздался первый негодующий крик, мне захотелось плакать и смеяться. Мгновенно проснулся и материнский инстинкт, и сильнейшая потребность оберегать свое чадо.

– Как он? – спросила я, глядя вниз.

– Она просто чудо! – объявила сияющая Марта, с гордостью глядя на меня.

– Она? – растерянно переспросил Мэтью.

– У них девочка! Фиби, передай, что мадам родила девочку, – сказала взволнованная Изабо.

Джейн подняла на руки крохотное существо. Личико нашей дочки было сморщенным, тельце – синюшным и вдобавок покрытым всем тем, о чем я читала, но никак не была готова увидеть на своем ребенке. Она родилась с густыми черными волосиками.

– Почему она синяя? С ней что-то не так? Неужели она умирает?

Во мне стремительно поднималось беспокойство.

– Ты не успеешь глазом моргнуть, как она станет краснее свеклы, – сказал Маркус, разглядывая новорожденную сестру. – Он подал Мэтью зажим и хирургические ножницы. – Легкие у нее в полном порядке. Мэтью, эта честь принадлежит тебе.

Мэтью застыл на месте.

– Мэтью Клермон, если ты сдрейфишь, я буду вечно напоминать тебе об этом, – резко сказала Сара. – Передвинь свою задницу и обрежь пуповину.

– Сара, сделай это сама.

Мои плечи ощущали дрожание его рук.

– Нет. Я хочу, чтобы пуповину перерезал Мэтью, – сказала я.

Упущенная возможность потом обернется нескончаемым сожалением.

Мои слова вывели Мэтью из ступора. Вскоре он стоял на коленях рядом с доктором Шарп. Вопреки первоначальному нежеланию, как только ребенок и необходимые инструменты оказались у него в руках, его движения стали уверенными и точными. Он пережал и обрезал пуповину, передав нашу дочь доктору Шарп. Та быстро завернула ее в одеяльце и снова вручила Мэтью.

Он стоял, совершенно ошеломленный, баюкая сверток в своих могучих руках. Отцовская сила сочеталась с предельной слабостью новорожденной дочери, и в этом сочетании было что-то чудесное. Малышка прекратила плакать, зевнула и тут же завопила снова, возмущенная холодностью мира, в который пришла из теплого и уютного чрева.

– Здравствуй, новая жительница, – прошептал Мэтью. – Какая она у нас красавица, – добавил он, с благоговением глядя на меня.

– Нет, ты послушай, как она орет, – улыбнулся Маркус. – Твердая восьмерка по шкале Апгар [48] Шкала оценки состояния новорожденного ребенка. . Вы согласны, Джейн?

– Согласна. Почему бы вам не взвесить малышку и не измерить ее рост? А мы тут немного приберем и подготовимся к рождению второго.

Мэтью вдруг осознал, что моя работа выполнена лишь наполовину. Он передал ребенка Маркусу, потом внимательно посмотрел на меня, крепко поцеловал и кивнул:

– Готова, ma lionne?

– Всегда была и буду, – ответила я и тут же стиснула зубы от новой волны резкой боли.

Через двадцать минут, в четверть первого ночи, родился наш сын. Он был крупнее и тяжелее сестры, но с такими же здоровыми легкими и звучным голосом. Мне сказали, что это очень хороший признак. Я согласилась, не зная, сохранится ли у меня то же ощущение к середине дня. В отличие от дочки, наш сын родился светловолосым, с рыжеватым оттенком.

Перерезать вторую пуповину Мэтью попросил Сару. Сам он был поглощен нашептыванием мне разной приятной чепухи, рассказывая, какая я красивая и как замечательно себя вела. Все это время он крепко держал меня за плечи.

После рождения второго ребенка меня вдруг начало трясти. Я дрожала всем телом.