Дебора Харкнесс - Книга Жизни [litres]

Когда Мэтью вернулся, отряхивая снег с сапог, наши сытые дети уже спали. Я сидела в большом зале у огня, приготовив бутылку его любимого вина и две рюмки. Маркус уверял меня, что рюмочка-другая вина ничуть не повредит малышам, если кормить их не раньше чем через пару часов после этого.

– Покой, совершенный покой, – сказал Мэтью, поднимая голову к монитору, показывавшему спящих малышей.

– Тихая ночь, дивная ночь, – улыбнулась я и потянулась, чтобы выключить монитор.

Подобно манжетам, измеряющим давление, и всевозможным пультам дистанционного управления, это оборудование не являлось обязательным в вампирском доме.

Пока я нажимала кнопки, Мэтью ухватил меня сзади. Недели разлуки и противостояние Болдуину притушили игривую сторону наших отношений.

– У тебя нос как сосулька, – засмеялась я, когда Мэтью провел им по моей теплой шее. – И руки не теплее.

– А зачем я, по-твоему, взял себе в жены теплокровную?

Его ледяные пальцы уже путешествовали у меня под свитером.

– Не проще было бы обзавестись грелкой? Налил туда горячей воды – и никаких хлопот? – поддразнила мужа я.

Пальцы Мэтью нашли искомое. Я выгнула спину.

– Возможно, – ответил Мэтью, награждая меня поцелуем. – Но грелка не доставит столько удовольствия.

Мы забыли про вино и про время… пока до полуночи остались даже не считаные минуты, а считаные удары сердца. Когда зазвонили колокола близлежащих церквей в Дурназаке и Шалю, отмечая очередную годовщину давнего события в далеком Вифлееме, Мэтью замер. Он вслушивался в звуки колоколов, где торжественность удивительным образом сочеталась с жизнерадостностью.

– О чем ты думаешь? – спросила я, когда колокола затихли.

– Вспоминаю празднование сатурналий в моем детстве. Христиан в деревне тогда было немного: мои родители да еще несколько семей. В последний день праздника – двадцать третьего декабря – Филипп обходил каждый дом, не делая различий между язычниками и христианами. Он спрашивал у детей, что́ бы они хотели получить на Новый год. – Улыбка Мэтью сделалась грустной. – А проснувшись на следующее утро, мы убеждались, что наши желания исполнились.

– Это очень похоже на твоего отца, – вздохнула я. – И что ты у него просил?

– Обычно побольше еды, – засмеялся Мэтью. – Я мог съесть сколько угодно, и все куда-то проваливалось. Как говорила моя мать, «не в коня корм». А однажды я попросил меч. Все мальчишки в деревне боготворили Хью и Болдуина. Нам всем хотелось быть похожими на них. Насколько помню, меч я получил, но деревянный. Я успел несколько раз им взмахнуть, и он сломался.

– А что ты хочешь сейчас? – шепотом спросила я, целуя его глаза, щеки и рот.

– Сейчас я больше всего хочу стариться вместе с тобой, – ответил Мэтью.

Наши приехали сами, избавив нас от необходимости снова укутывать Ребекку и Филиппа для получасовой дороги. Перемены в обычном распорядке подсказали малышам, что день сегодня особенный. Дети пожелали быть частью приготовлений к торжеству. Утихомирить их можно было только единственным способом – взять с собой на кухню. Там я наспех соорудила волшебную конструкцию из летающих фруктов, переключив детское внимание на нее. Я помогала Марте готовить угощение, которое в одинаковой мере должно было понравиться вампирам и теплокровным.

За Мэтью приходилось следить не меньше, чем за детьми. Он без конца прикладывался к ореховому десерту, который я приготовила, вспомнив рецепт Эм. Если угощение доживет до начала семейной трапезы, это будет настоящим рождественским чудом.

– Ну еще малюсенький кусочек, – канючил Мэтью, обнимая меня за талию.

– Ты уже слопал целых полфунта. Оставь Маркусу и Джеку.

Я не знала, бывает ли у вампиров «сахарный кайф», но проверять как-то не хотелось.

– Тебе по-прежнему нравится мой рождественский подарок? – спросила я.

Я ломала голову над подарком мужчине, который после рождения детей получил все, о чем мечтал. Но когда Мэтью признался в желании стариться вместе со мной, я сразу поняла, какой подарок сделаю ему.

– Я в полном восторге, – ответил муж, трогая седые прядки на висках.

– Ты всегда говорил, что от меня ты поседеешь, – улыбнулась я.

– Раньше я считал такое просто невозможным. Но оказалось, что impossible n’est pas Diana [53] Для Дианы невозможного не существует (фр.) . , – сказал он, переиначивая слова Изабо.

Мэтью все-таки стащил еще кусочек орехового десерта и ретировался к малышам.

– Привет, моя красавица, – обратился он к Ребекке.

Та в ответ заворковала. У них с Филиппом появился довольно сложный язык, состоящий из воркований, ворчаний, сопений и прочих звуков. Мы с Мэтью усиленно пытались научиться им подражать.

– Эти звуки явно показывают, что наша дочь счастлива, – сказала я, запихивая в духовку противень с печеньем.

Ребекка обожала отца. Особенно когда он пел. А вот Филипп не находил пение столь привлекательным.

– А ты тоже счастлив, мой маленький мужчина?

Мэтью подхватил сына с креслица-качалки, едва не столкнувшись с летающим бананом. Банан я добавила в общую конструкцию самым последним. Словно ярко-желтая комета, он проходил сквозь орбиты других фруктов.

– Как же тебе повезло с мамой. Не у каждого мальчишки есть мама, владеющая магией.

Подобно большинству малышей в этом возрасте, Филипп зачарованно следил за движущимися предметами. В воздухе неподвижно висел грейпфрут, вокруг которого, как планеты, вращались апельсин и лайм.

– Вряд ли он всегда будет думать, что мамочка-ведьма – это здорово, – сказала я и пошла к холодильнику за овощами для запеканки.

Закрыв дверцу, я обнаружила возле холодильника Мэтью и, естественно, подпрыгнула от неожиданности.

– Ты бы хоть издавал какие-нибудь звуки, чтобы я знала о твоем перемещении, – посетовала я, прижимая руку к колотящемуся сердцу.

Плотно сжатые губы Мэтью подсказывали, что он ждал другой реакции.

– Филипп, ты видишь эту женщину? – Он указал на меня, и Филипп повернул свою головку в мою сторону. – Она блестящий историк и могущественная ведьма, хотя в этом признаваться не любит. Судьба сделала тебе величайший подарок: ты можешь звать ее Maman. Это значит, что ты входишь в число немногих, кто будет знать самую главную тайну нашей семьи.

Мэтью притянул Филиппа ближе и что-то прошептал ему на ухо. Малыш посмотрел на отца и улыбнулся. Осмысленная улыбка у наших детей появилась совсем недавно, однако выражение особого счастья на их личиках я уже видела. Оно напоминало свет, медленно озаряющий их изнутри.

Филипп унаследовал мои волосы, но его улыбка была отцовской.

– Совершенно верно.

Мэтью остался доволен сыновним одобрением и вернул Филиппа в кресло-качалку. Но Ребекке не понравились эти мальчишечьи секреты, и она хмуро посмотрела на отца. Пришлось Мэтью сообщить тайну и ей, а затем дунуть на летающую малинину, направив ягоду на дочкин животик. У Ребекки округлились глазки и ротик. Казалось, слова отца произвели на нее впечатление, хотя я подозревала, что сочная малинина сыграла здесь не последнюю роль.