Павел Корнев - Ренегат [СИ с Litres с издательской обложкой]

Соскочивший на мостовую кучер предупредительно распахнул дверцу; я ступил на подножку и нерешительно пробормотал:

– Ваше преосвященство…

Епископ молча указал на скамью напротив.

Я сел, дверца захлопнулась, и почти сразу экипаж тронулся с места. Ход у него оказался невероятно плавным, не чета дилижансам и почтовым каретам.

Только тут в голову пришло, что стоило прихватить с собой шляпу и плащ. Если меня высадят где-нибудь по дороге на Кларн, добираться обратно пешком без верхней одежды будет совсем не весело. Впрочем, тут бы головы не лишиться. Что мне шляпа…

– Магистр! – скрипучим голосом произнес епископ, кутавшийся в теплый плед. – От вас требовалось провести следствие скрытно, не привлекая к нему ненужного внимания. Что в подобной постановке вопроса оказалось для вас непонятным?

Оправдываться было, как минимум, глупо, а сыпать дерзостями о независимости Вселенской комиссии – откровенно опрометчиво.

Я беспечно откинулся на удобную спинку, заложил ногу за ногу и начал выбираться из той помойной ямы, в которую столкнул меня таинственный недоброжелатель.

– Ваше преосвященство, я сейчас перечислю несколько фактов, а вы сами оцените их и рассудите, насколько взвешенным и обоснованным было решение начать открытое следствие. – Для пущего эффекта стоило бы начать загибать пальцы, но я не рискнул. – Итак, некий книжник просит вашего племянника отыскать в библиотеке кафедрального собора старинный фолиант, ранее хранившийся в университете. При этом сама древняя книга для него не важна, нужны лишь непонятные записи на подшитых к сочинению пергаментах. Крайне странная ситуация – обычно коллекционеры желают раздобыть именно раритеты.

Епископ поморщился, но перебивать меня не стал.

– Записи оказываются защищены, и молодой человек попадает под воздействие потусторонних сущностей, при этом повреждения его эфирного тела весьма сходны с изменениями, которые происходят с аурами чернокнижников, излишне тесно связавших себя с запредельем.

– Что вы хотите этим сказать? – возмутился епископ. – Что мой племянник – адепт запретных учений?

Я мельком глянул в сторону окошка, но то оказалось зашторено, и понять, где едет карета, не получилось.

– Речь идет лишь о внешнем сходстве, – уверил я разозленного моим заявлением собеседника. – Любое разбирательство придет к выводу о полной невиновности вашего племянника. Но разбирательство повлечет за собой неминуемую огласку.

– Которой требовалось избежать!

– Прошу вас, об этом позже! Просто примите к сведению: Ральф поражен эфирными червями из-за книги, хранящейся в вашей библиотеке.

– Не в моей личной, а в библиотеке кафедрального собора!

– Уверяю, обыватели, да и не только они, разницы не увидят. Итак, вашего племянника коснулось запределье из-за вашей книги. Есть ли в этом хоть слово неправды?

Епископ недовольно скривился:

– Если поставить вопрос подобным образом…

– Его поставят именно так, и никак иначе, – уверил я собеседника. – Что, если целью неизвестного книжника были вовсе не пергаменты, а вы и ваш племянник? Такое пятно на репутации!

Его преосвященство откинул плед, глянул на меня остро и как-то очень уж недобро.

– Доказательства?

Я едва удержался от облегченного вздоха и продолжил собирать мозаику:

– К дознанию по вашей просьбе привлекли человека со стороны. Почти сразу у него убивают слугу, а на него самого нападают якобы с целью ограбления. Совпадения это или нет, не важно. Важно, что очень скоро все и вся узнают, что новый лектор работает на Вселенскую комиссию. Скандал! Человеку лучше исчезнуть, дабы прекратились пересуды, не так ли? Но дело в том, что всплыли некоторые сведения, которые никто в провинции знать попросту не мог. Даже вы. Информация просочилась из Ренмеля.

Его преосвященство несколько раз задумчиво кивнул и спросил:

– Кому это могло понадобиться?

Но епископ уже знал. Я видел по глазам – он знает, просто желает услышать от меня. И потому ответил именно то, что тот услышать хотел:

– Это понадобилось тому, кто заинтересован в верной расстановке акцентов. По его плану, в результатах расследования должно быть записано, что вашего племянника коснулось запределье из-за вашей книги. В этом ведь нет ни слова неправды. И нет ни слова правды, если только принять во внимание отдельные нюансы.

– И вы примете их во внимание? – поставил епископ вопрос ребром.

Я улыбнулся с неподдельной злобой:

– Меня выставили в крайне неприглядном свете. Это веская причина испортить чужую игру. Помимо всего прочего.

Его преосвященство негромко рассмеялся:

– Помимо всего прочего… – Он вновь закутался в плед и задал неудобный для моей теории вопрос: – Почему же мои недоброжелатели не открыли следствия до вашего прибытия в Мархоф?

– Возможно, посчитали это преждевременным. Возможно, ждали смерти вашего племянника. Не знаю.

– И что теперь?

– Теперь я проведу дознание по факту наведения порчи, но не стану упоминать в официальных документах об эфирных червях.

Епископ улыбнулся:

– Вы меня очень обяжете этим, магистр…

Я приободрился и позволил себе осведомиться:

– От братства не было никаких известий?

Его преосвященство покачал головой, дернул шнур звонка, и экипаж замедлил ход, остановился.

– Полагаю, вам пора заняться делами, – сказал его преосвященство и выпростал из-под пледа правую руку.

Я поцеловал перстень и, внутренне содрогаясь от мысли, что придется проделать обратный путь пешком без плаща и шляпы, распахнул дверцу. Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что карета стоит всего в паре кварталов от особняка Вселенской комиссии! Не иначе все это время экипаж колесил по округе и за пределы города не выезжал. Занятное чувство юмора у его преосвященства…

Стоило выбраться наружу, и карета тут же тронулась с места, покатила прочь. Я поежился и с несказанным облегчением выругался. Понятия не имею, сколько правды было в преподнесенной мною епископу истории, но, если разобраться, она объясняла решительно все. И от осознания этого как-то неприятно заломило меж лопаток…

В отделении Вселенской комиссии я проторчал до позднего вечера. Изучал личные дела школяров и лекторов, расспрашивал магистров-надзирающих об особенностях ритуальных жертвоприношений, продумывал ход завтрашних допросов. Закончил со всей рутиной, лишь когда на улице окончательно стемнело, а живот совсем прилип к позвоночнику. За весь день – ни маковой росинки во рту…

Все! Пора и честь знать!

На время следствия магистр Риперторп выделил мне собственную карету, поэтому блуждать по темным улочкам не пришлось. Живоглотов в общем зале пивной не оказалось, но четки на запястье ощутимо дрогнули, и я двинулся прямиком к небольшому алькову под лестницей, сейчас занавешенному линялым пологом. По пути велел хозяину нести вина и еды.