Полина Елизарова - Черная сирень

Самоварова прошла на кухню.

Помимо термоса, кофейной чашки и сахарницы, на столе лежала соблазнительная бело-розовая картонная коробка из кондитерской той самой, их с Валерием Павловичем, кофейни.

А на коробке записка:

«С фисташковым кремом твои. Буду признателен, если оставишь один шоколадный. Кури, не стесняйся, лучше – в окно. Постараюсь вернуться к половине третьего».

Прежде чем налить себе кофе и открыть коробку, Варвара Сергеевна надела очки и принялась изучать записку.

«Почерк ровный, почти без наклона, что говорит об относительной уравновешенности личности. Среди прописных букв попадаются печатные. Хм… Личность не лишена творческого начала? Буква „я“ заметно крупнее остальных. О… Да это – доминант! А острота отдельных букв свидетельствует о некоторой нервозности…»

В записке не было ни одной орфографической или пунктуационной ошибки.

«Районный психиатр, да… А курить бросить не может. Жена ушла к женщине. А у самого, судя по всему, женщин было много… И преферанс по ночам. Ладно, со всем этим необходимо будет разобраться… А хочу ли я разбираться?»

Самоварова с удовольствием угостилась кофе с фисташковыми эклерами, покурила в окошко и только после этого отправилась расплетать хронику покойного Мигеля Мендеса и тех, кто мог быть непосредственно причастен к его жизни и смерти.

После пятого занятия сальсой Галина сняла номер в гостинице.

Разумеется, за свой счет.

На люкс она замахнуться не посмела. Это был стандартный, скромный в размерах номер, но зато в одной из лучших гостиниц города. Даже на половину этой щедро украшенной лепниной и позолотой комнатушки ее Мигель (как сразу прикинула рачительная Галина) пока не зарабатывал…

Откинув все сомнения, она решительно нажала кнопку «забронировать».

И сердце тут же сладостно ухнуло вниз.

Ну да, заплатит она, но остальное – то, от чего голова кружилась и мурашки бежали по всему телу, – шло от него, от этого дьявольского кубинца.

Своими бархатистыми черными глазами он вбирал ее в какую-то свою воронку, не оставляя в покое ни на минуту с тех пор, как они познакомились.

Засыпая, Галина видела их сплетенные в танце руки: смуглые и белые, как ночь и день. Просыпаясь, она первым делом думала о том, через сколько часов снова увидит Мигеля. И всякий раз после встречи ей не хотелось вставать под душ, смывать с себя его запах…

И это ощущение пьянящего мая, своего тела, прикрытого одним лишь тонким платьем, томления не только плоти, но (да-да!) и души, способность, уже теперь, видеть мир вокруг во всем его буйствующем многоцветье, – разве все это можно было сопоставить с кругленькой суммой, которую ей пришлось удержать из своего семейного бюджета?

Ну сколько можно экономить на себе и думать только о других?!

Пусть, пусть все будет красиво.

Взволнованная Галина позвонила на рецепцию отеля:

– Добрый день! Я только что забронировала номер… Да… Это я… Будьте добры, добавьте в особые пожелания шампанское и свечи… Какое? Да уж… Конечно, дороговато… Нет-нет, оставьте его!

Томясь в сладостном ожидании и вместе с тем опасаясь, что что-то может помешать осуществиться ее плану, она решила отказаться от урока в клубе и, позвонив Мигелю, неуверенно сообщила ему об этом. И тотчас, упреждая возможные вопросы, выпалила, что вместо занятий будет ждать его в отеле. Сердце снова подпрыгнуло, когда в ответ раздался радостный возглас.

Голова кружилась… Коленки тряслись…

Ох, надо собраться с мыслями.

Ведь столько дел необходимо успеть переделать перед их первым настоящим свиданием.

До этой встречи Галина не жила.

Просто иногда, в какие-то моменты, поднимая на дороге жизни выпавшие из калейдоскопа осколки, думала, что у нее «все хорошо», совсем не представляя, что такое «хорошо» на самом деле.

Нет, ее Родик был бойким в постели мужчиной, но сейчас, лежа на мокрой от пота руке Мигеля, Галина поняла то, о чем всегда догадывалась: ее муж был обычным среднестатистическим кобелем.

Теперь же она чувствовала себя богиней, сошедшей с небес.

Солисткой популярной женской группы с постера над кроватью дембеля.

Всемирно известной моделью с баснословными гонорарами.

Евой, Лилит, Анжеликой – маркизой ангелов.

Каждая клеточка ее скукоженного стрессом тела наконец разжалась, наполнившись усталым блаженством.

И тревожное море, что продолжало шуметь за окном, в эти минуты уже не казалось враждебным, а было всего лишь пространством, где остались такие скучные, такие обыденные мать с бабкой и дочурка – ни в чем не повинная жертва обстоятельств.

Домой не хотелось совсем.

Хотелось одного: чтобы время остановилось в этой точке, размылось на кончиках пальцев, застыло в завитушках его черных волос, в отблесках свечи с прикроватной тумбочки, в осевших пузырьках едва пригубленного шампанского, в почти не слышных по глади дорожек за дверью шагах.

– Галя, ты – супер!

Мигель, ласковый щенок, потерся носом о мочку ее уха. Обнаженный и беззащитный, он напоминал ей сейчас счастливого ребенка, наконец дорвавшегося до горки конфет.

Разве может быть что-то слаще для женского взора и сердца, чем наблюдать, как из тяжеловесной мужской брони проглядывает нежный, искренний мальчик? И не только наблюдать, а еще и самой стать причиной такой перемены!

– Ты о чем сейчас думаешь? – прошептала Галина.

– Когда мы еще увидимся…

– Откуда у тебя такой хороший русский?

– Так мама у меня русская.

– Ой… А акцент откуда?

– Мы с папой жили на Кубе до моих двенадцати лет.

– А потом?

– А потом мать вернулась сюда.

– Жалеешь?

– Нет. Я же встретил тебя!

И тут в сознании Галины некстати колыхнулся и проплыл перед глазами образ бывшей преподавательницы по классу балета, которую случайно встретила на днях.

Роскошная властная женщина, обладавшая точеной фигурой и надменным лицом восточной принцессы, превратилась в высохшую старушку с ежиком седых волос и безнадежно грустными глазами.

«Онкология», – догадалась Галина.

Господи, как же все скоротечно в этом мире…

И как страшно жить!

Она уткнулась в плечо Мигеля и принялась жадно вбирать в себя его запах.

От этого отзывчивого, расслабленного негой тела пахло вечностью.

За два дня, проведенных у компьютера Валерия Павловича, Самоваровой удалось собрать максимально возможное количество информации про убитых и про их ближайшее окружение.

С женщиной все было более-менее понятно.

Стареющая самовлюбленная дамочка, казалось, имела в своей жизни лишь одну цель: почти ежедневно, с помощью тщательно отфотошопленных фотографий доказывать в соцсети, что она еще «ого-го», но ботокс и яркий макияж скрывали гримасу страха и одиночества.