Николай Айдарин - Метель в преисподней

— О, — сообразил он. — Понятно. Ох, ты же вроде в отпуске, зачем ты пришёл сюда? Не можешь усидеть на месте?

— Типа того, — кивнул я. — Живу здесь неподалёку, вот, проходил мимо, заметил толпу и решил узнать, в чём дело. А там Паша Нестеренко, ну он и пропустил меня.

— Нестеренко, — повторил за мной Игорь.

— Надеюсь, ему за это ничего не будет? Ты никому об этом не скажешь?

— Если ты так хочешь, то не скажу, — ответил он, и я расслабился.

Не хватало, чтобы Паше выговор из-за меня сделали, ведь, по сути, я сейчас даже не следователь, мои документы находятся в отделении.

— Так собственно, что здесь произошло? — спросил его я и указал на труп.

— С точки зрения расследования — ничего, — ответил Игорь и подошёл к трупу. Не пишущую ручку он положил в карман служебной куртки. — Самоубийство.

— А с твоей точки зрения? — спросил я, почувствовав, что здесь всё-таки есть кое-что интересное.

— С моей? Попытка суицида — она и в Африке попытка суицида, но, надо сказать, весьма успешная, если учесть выбранный способ. Человек, решившийся на такое, на каждом углу не встречается, он должен обладать определёнными духовными и психологическими качествами.

— Силой воли? — предположил я, припомнив, что многие попытки самоубийства не реализуются как раз из-за слабой воли.

— Верно, причём, весьма большой силой воли. Но ещё он должен быть при этом физически сильным.

Я нахмурился. Зачем самоубийце большая физическая сила? Неужели задушить самого себя голыми руками пытался? Насколько я представляю это себе, такой способ бесполезен, поскольку стоит ему потерять сознание от начавшейся гипоксии, как его руки сами собой разожмутся, и он задышит нормально.

Игорь увидел моё замешательство, и тут же пояснил:

— Он вытащил собственное сердце из грудной клетки. Точнее, оба предсердия и левый желудочек с двумя сантиметрами вены.

Меня прошиб пот, взгляд уткнулся на откинутую в сторону руку, сжимавшую, как теперь уже стало понятно, его собственное сердце. Ну и ну, голова кругом.

— Г-голыми р-руками? — я попытался проглотить вставший поперёк горла ком.

— Да, и это одна из самых удивительных здесь вещей. Вторая — то, что он не умер сразу, ему ещё хватило сил проползти пять метров вон оттуда, где сейчас стоит Семён.

Я посмотрел в ту сторону и увидел, что Семён и репортёр стоят как раз возле большого тёмного пятна. Должно быть, там он и сделал это.

— Игорь, а ты уверен, что это — самоубийство? — я торопливо встал, отвернувшись от трупа, и сделал пару шагов в сторону, к противоположной стене арки, и опёрся об неё, борясь с накатывающей тошнотой.

— Абсолютно, — уверенно ответил Игорь. — Найденные улики указывают на это, к тому же, есть свидетели. Они и вызвали полицию.

— Что за улики? — спросил я, закашлявшись.

Завтрак упрямо пробирался по горлу вверх, я изо всех сил пытался его затолкать как можно дальше. Было адски сложно, я быстро вспотел. Но, вроде бы, это работало.

— Его пальцы, — пояснил Игорь. Ему было плевать, как это всё выглядит, он, похоже, видал вещи и похуже. Ну и работа у мужика. — Под ногтями найдены остатки плоти, предварительно, его собственной. Обломки ногтей в ране, да и сам характер нанесения этого ранения.

— Хватит, достаточно, — я кашлянул в последний раз и харкнул едкой слюной, тут же задымившейся на морозе. — А что со свидетелями?

— Спроси у Семёна, — ответил Игорь. — Я — патологоанатом, моё дело — трупы, а не свидетели. Ещё что-нибудь?

Я помотал головой.

— Хорошо, тогда я пойду в машину сяду, а то ручка не пишет на морозе.

Я кивнул. Мне было всё равно, куда он теперь пойдёт, всё, что нужно, я уже узнал от него.

Чёрт, неужели мой работодатель ошибся? Это действительно самоубийство, но я раньше ни о чём подобном не слышал. Как вообще можно сотворить такое? Хуже этого только проводить операцию на собственных мозгах и после этого поклясться червям, что она прошла успешно.

Я торопливо тряхнул головой — не хватало ещё увидеть что подобное, а то я ведь вполне могу и накаркать на свою голову.

Семён меня заметил первым. Удивился, тут же прервал какой-то чрезмерно эмоциональный разговор, нахмурился и прищурился, будто посмотрел на яркое солнце. Или на человека, который никоим образом не должен был здесь оказаться. Я заметил, что он по-прежнему носил свой серый костюм, правда, поверх него немного нелепо сидел тёплый толстый пуховик, а голову прикрывала шляпа цвета асфальта. Как у него в ней не мёрзли уши, я до сих пор не могу сообразить — я сам ношу шапку до тех пор, пока весь снег не растает, иначе просто промерзаю, и уши мои буквально в трубочку сворачиваются.

Не люблю холод, предпочитаю температуру градусов в десять-пятнадцать тепла. Или же лютый мороз, чтобы сопли замерзали ещё в башке при вдохе, не успевая прорваться наружу. В такую погоду обычно людей на улицах бывает очень мало, и риск схлопотать кому-нибудь из них на свою голову приключений значительно ниже, чем когда-либо ещё.

— Коля? — прохрипел Семён, приветствуя меня.

Сложно сказать, рад он был меня видеть или нет, учитывая, что мы немного поспорили из-за пустяков, когда я собрался в отпуск. Конечно, виноват в этом был я, как иначе?

— Семён, — я всё же попытался выдавить из себя улыбку, когда пожал протянутую мне руку.

Кистедробящее рукопожатие, как всегда. Кажется, что руку в тиски засунул и начал крутить рычаг до тех пор, пока не услышал хруст собственных костей, а затем ещё сделал пару оборотов, так, для верности.

— Ты — Николай Айдарин? — спросила меня собеседница Семёна.

Высокая, на каблуках выше меня, женщина лет тридцати-тридцати пяти. Холодный взгляд серых глаз, острый как бритва подбородок, чёрные крашеные волосы, дорогое с виду пальто и сногсшибательная фигура с почти осиной талией. Впечатляет.

— Э-э-э… — растерялся я.

— Он это, он, — подтвердил за меня Семён.

— Наслышана о тебе, — сказала она таким тоном, будто покупала в магазине бутылку кефира. Сравнение не совсем удачное, но весьма точное, уж поверьте мне.

— Э… да? — удивился я и тут же смутился.

— Я слышала, что ты — крутой следователь, очень перспективный.

Да, я об этом тоже слышал. Только мне было стыдно признаться, что мои способности к чтению мыслей здесь сыграли ключевую роль. Я на раз раскалывал преступников, тупо задавая им наводящие вопросы, воскрешавшие в их памяти нужные мне воспоминания или мысли против их воли. Этому нельзя было сопротивляться, меня нельзя было обмануть.

Так я думал до тех пор, пока не столкнулся с Наумовым.

— Вот только я тебя представляла немного… — она посмотрела на меня сверху вниз. Её взгляд был словно рентген, ничего не могло от неё утаиться.

Я немного приободрился, почти пришёл в себя, подавив смущение и недавнюю тошноту, и решил подыграть: