Николай Айдарин - Метель в преисподней

— Ага, — кивнул я. — На следующей остановке останови.

Через минуту я снова шёл по улице, утопая по колено в снегу, а метель всё не кончалась, похоже, всерьёз намереваясь закопать весь город по самую верхушку «Лидер Тауэр». Мрачноватая перспектива — быть погребённым заживо в снегу. Я невольно сравнивал сейчас себя с бедными альпинистами, которых угораздило попасть под лавину. Вот так стоишь и смотришь, как вокруг падает снег, и понимаешь, что выбраться будет очень тяжело, если, конечно, переживёшь её, а сделать уже ничего не можешь. Сейчас было то же самое, только гораздо медленнее.

Начавшаяся метель сдула всех прохожих с тротуаров, оставив на улицах совсем уж нерадивых болванов и дуралеев вроде меня. Я брёл сквозь сильную пургу, полностью прикрыв лицо и глаза, отчего почти нос-к-носу сталкивался с другими очень редкими прохожими, иногда натыкался на здания и киоски. Я не знал, куда я иду — у меня был номер дома, но проблема заключалась в том, что я видел максимум на пять метров вперёд, а на таком расстоянии очень сложно выбирать направление движения. Периодически мне всё-таки попадались вывески на подъездах с номерами домов, что немного позволяло мне хоть как-то представить, где же я сейчас и куда мне надо, но минут через двадцать я понял, что я хожу кругами. Восьмой дом, десятый, шестнадцатый, я понимаю, что я переборщил, и поэтому поворачиваю, затем четырнадцатый и резко снова восьмой, длинный и стоящий кольцом, отчего вводящий меня в заблуждение.

Да где же этот чёртов двенадцатый дом? Восьмой, десятый и шестнадцатый — явно старые дома, а вот четырнадцатый — высотка, новостройка, влепленная на свободное место. Скорее всего, двенадцатый — тоже новостройка, только уже построенная не по порядку следования номеров, а там, где ещё осталось место. Поди, снесли какую-нибудь детскую площадку, как это обычно в последнее время бывает. Блин, чувствую себя, словно хожу по лабиринту, и из-за угла вот-вот выскочит минотавр-гид, который популярно объяснит мне, куда мне следует дальше идти и чей голод удовлетворить.

Побродив кругами ещё полчаса и снова хорошенько замёрзнув, я психанул и подошёл к первому попавшемуся подъезду, потыкал по кнопкам домофона и стал расспрашивать жильцов, где же этот проклятый дом спрятался. Конечно, первый десяток раз меня тупо посылали куда подальше, но, наконец, я попал на какую-то добрую девочку, судя по голосу, лет восьми, которая чётко сказала мне «дяденька, зайдите за мой дом и найдите пивную», после чего отключилась. Я сначала опешил от такой наглости, но всё же последовал совету и впоследствии обнаружил, что девочка была права — сразу за длинным восьмым домом по другую его сторону находилась пивная в подвале одноподъездной элитной высотки. Двенадцатый номер. Я горестно вздохнул, когда почувствовал запах тёплого по сравнению с уличной погодой пива, жадно взглотнул и побрёл к подъезду. Хотел позвонить по домофону, но тот был сломан, а рядом висела двухнедельной давности табличка ТСЖ, что домофон пару дней не будет работать.

— Пару дней, да? — пробормотал я, открывая дверь. — Бардак, как и везде.

Я подсчитал количество квартир на этаже, быстренько прикинул, на каком этаже находится нужная мне, и вызвал лифт, который оказался не в пример чище того, что у меня дома. Грузовой, отделанный под металл, даже зеркала висят — не то, что тот метровый гроб, пропахший хлоркой и мочой. Пока лифт поднимался, я почувствовал, как моё сердцебиение участилось, заранее подготавливая организм к возможной будущей стычкой с угрозой, природа которой мне до сих пор не понятна. Кто-то вселяется в чужие тела и заставляет их кончать жизнь суицидом — как с таким бороться? Он запросто может вселиться в следующий раз в меня и моими руками убить Писклю, после чего либо прикончить меня, либо же забить на меня и предоставить полиции шанс арестовать очередного маньяка, который уже успел скинуть милую старушку с четвёртого этажа прямо на арматуру. Я ничего не могу этому противопоставить.

Лифт, наконец, остановился и распахнул свои двери, выпуская меня наружу. Справа на меня зловеще смотрела тёмная, тяжёлая железная дверь — квартира последнего члена клуба «Кассандра». Я подошёл к ней, с ужасом представляя, что эта дверь тоже окажется открытой, и что внутри этот щуплый мужичок валяется с выпотрошенными кишками, разбросанными по всей квартире. Хотя, на фига тогда Плохому Парню открывать дверь? Я так понимаю, он в этом не нуждается, а открытая дверь в квартиру пенсионерки объясняется тем, что сама пенсионерка вышла оттуда. Значит, либо дверь открыта, и Пискли там нет, либо он там, но дверь закрыта. Что хуже? Наверно, второе, поскольку тогда мне придётся снова бегать в самый разгар пурги и пытаться его разыскать, а в такую погоду все следы заметает в считанные минуты, да и не видно ни фига вокруг. Это бесполезно.

Дверь оказалась закрыта.

— Только бы ты был дома, — я словно читал мантру, вдавливая в стену кнопку дверного звонка. — Только бы ты был дома.

Раздалась резкая соловьиная трель, слишком громкая и резанувшая слух даже через дверь, рекламируемую как звуконепроницаемую. От волнения у меня свело челюсть.

Тишина. Мёртвая. Собственное сердцебиение эхом отражается от стен и бьёт по ушам не хуже автоматных выстрелов прямо возле уха.

— Я тебя не знаю, — донеслось внезапно из-за двери, и у меня ёкнуло сердце.

Он дома. И он жив. Пока, во всяком случае.

— Артур Молчанов? — на всякий случай спросил я, но я уже понял по его высокому тембру, что это тот, кто мне нужен.

— Я тебя не знаю, — повторил он. — Уходи.

Я внезапно ощутил какую-то непонятную тревогу, словно маленький червячок поселился в моём сознании и начал прогрызать себе путь сквозь моё хладнокровие. Что-то было не так. Неужели я снова опоздал? Хотя он сказал, что он не знает меня, но будь он сейчас Плохим Парнем, то тогда бы реплика была бы другой. Это точно он.

— Следователь Ма… — я запнулся. — Айдарин.

Я показал фальшивый значок, понадеявшись, что через глазок его нельзя нормально разглядеть и распознать подделку.

Я специально не стал в этот раз пользоваться ненастоящим именем. Если ты приходишь к человеку, намереваясь спасти его от неведомой опасности, то не стоит ему врать о себе, иначе легко можно вызвать недоверие. Остался только он, и я не хочу, чтобы и его смерть была на моей совести.

— Что надо? — грубо спросил он.

— Вы не могли бы открыть дверь?

Мне необходимо было попасть внутрь, я же не мог защищать его, находясь по эту сторону от двери, верно? Но только мгновение спустя я понял, что я ляпнул глупость. Глупость, вызвавшую у него подозрение к моей персоне, и моё чувство тревоги только усилилось. Неужели Плохой Парень приближается?