Николай Айдарин - Метель в преисподней

Я сделал ещё один глоток. Проклятье, содержимое стакана тает на глазах.

Риппер. Очень серьёзный противник. Я без понятия, как ему противостоять. Здесь не поможет ни моя хвалёная телепатия, ни никак не поддающийся тренировке телекинез, на даже привычная травматика. Я не знаю, кто он, я не знаю, где он, я толком не знаю, по каким правилам он играет, какие у него ограничения в даре. У всех есть ограничения, и он — не исключение. Каждый платит свою цену за дар. Артур говорил, что Рипперу нужно, чтобы он хотя бы раз увидел человека, пусть даже и чужими глазами, а это означает, что природа его способности в чём-то схожа с моей. Он тоже должен чётко представлять, в кого он вселяется, и здесь не будет достаточно ни фотографии, ни видеозаписи в новомодном 3D. Во всяком случае, для меня это не работает, и я очень надеюсь, что данное правило действует и на него. Хотя меня он всё равно видел, так что это бесполезно.

Но зато Артур упомянул Селеева. Причём здесь Семён? Блин, вот я дурак, Семён же не единственный Селеев на свете! По закону совпадения вероятностей, я не думаю, что это какой-нибудь однофамилец. Сын Семёна, Артём, вроде бы, так нехорошо попавшийся на зверском и кровавом убийстве, сейчас сидит в тюрьме. Помнится, место преступления, а так же жертва были покрыты странными символами, а сам Артём что-то твердил то ли про демонов, то ли про их изгнание. Всё это очень хорошо вписывается в текущую картину. Слишком хорошо. Надо проверить.

Я допил остатки настойки. Чёрт, стакан закончился слишком быстро.

Артур ещё что-то говорил про девочку из телевизора, что от неё зависит благополучие мира. Она как-то связана с тайной, которую охранял клуб? Вполне может быть, но тогда опять встаёт вопрос: зачем такие сложности с охраной секретов, если всё так просто? Значит, здесь либо кроется что-то ещё, либо же девочка не имеет никакого отношения к клубу «Кассандра».

Я слил грязную воду, после чего принял горячий душ, вымылся, и вылез. Убираться в квартире совершенно не хотелось, но вид окровавленной одежды на полу меня изрядно пугал, так что мне пришлось всё-таки этим заняться. Попытался отстирать одежду, но, как оказалось, уже успевшая подсохнуть кровь практически не вымывается. Ладно, оставлю замачиваться, потом чего может и придумаю. Но зато в кои-то веки помыл полы.

Я прошёл на кухню и стал готовить себе обед из всего, что годилось по сроку годности для этого. Попутно снова и снова проворачивал произошедшие со мной последние события, и мне они нравились всё меньше и меньше. Я всерьёз опасался, что из-за того, что я засветился уже на двух убийствах и одном неудачном террористическом акте в метро, на меня вполне могут объявить охоту. Фоторобот, составленный благодаря охранникам метро, меня теперь волновал куда меньше, тот водитель маршрутки меня почти успокоил, но вот отпечатки пальцев — это уже совсем другой разговор. Мои отпечатки в полиции были, как и отпечатки любого другого сотрудника правоохранительных органов и некоторых других граждан, так что снять их и пробить по базе данных труда особого не составит. Дальше доблестные сотрудники находят одно единственное совпадение, затем всплывают мои данные, и бравый отряд спецназа уже на всех парах летит в сторону моей квартиры.

Блин, надо поменьше появляться дома. Если они что и обнаружат, то я в любом случае буду максимум подозреваемым. Труп старушки найдут быстро, а вот с Артуром будет всё сложнее, судя по всему, о нём мало кто будет беспокоиться.

Я в отчаянии бросил взгляд в окно, и это помогло мне: за окном по-прежнему шёл снег, но уже не метель. Белые хлопья мухами летали перед окном, тихо и плавно опускаясь вниз под действием силы тяжести. В отличие от меня, их ни что не могло взволновать. Ни тебе убийства, ни угроза мировому порядку, но подгорающие на плите макароны, минут пять уже как прижарившиеся ко дну кастрюли. Только и знай, что тихо падай вниз и кружись, кружись, кружись. Снег был густой, плотный и тихий. Он убаюкивал меня.

— Чёртов снег, — недовольно проворчал я. — Сколько можно?

Наскоро поев, я воскресил в памяти оба телефонных номера, и, набравшись духу и провернув быстренько в голове возможный вариант диалога, натыкал номер и дождался гудка. Секунда, две, три. Никто не берёт трубку. Жду тридцать секунд. Тишина, по-прежнему никто не торопиться отвечать на мой звонок. Минута.

— Они там умерли что ли? — раздражённо спросил я у телефона.

Отменил вызов, затем снова на всякий случай повторил набор этого номера. То же самое.

— Хорошо, допустим, этот номер как раз неправильный, — я пожал плечами и послушно набрал второй номер.

Нервно взглотнул. Одна секунда. Пять секунд. Десять. Наконец, из динамика слышится треск поднимаемой трубки, гудки тут же замолкают, и до моего уха доносится слегка осипший от частого курения не совсем приятный женский голос.

— Типография, — сообщил голос таким тоном, будто я звонил туда уже в пятидесятый раз и успел всех там заколебать.

— Э… — растерялся я. — Что?

Голос вздохнул:

— Типография, чего не понятно?

Что за чёрт? Какая ещё типография?

Я секунду недоумевал, после чего задал оба вопроса вслух.

— Эй там, — возмутилась женщина. — Выбирайте выражения! Типография «Кадмус», печатаем: открытки, А4, А3, А2, постеры, наклейки… что там ещё… рекламные щиты всякие…

— Рекламные щиты?

Я задумался.

Похоже, что омертвение клеток мозга повлияло на корректность мышления Артура гораздо сильнее, чем я предполагал. И он ошибся в обоих номерах.

— Переплёты книг, дипломов, — продолжала тем временем женщина. Говорила она таким тоном, что сразу становилось ясно, что она читает в данный момент с бумажки. — Ну так что будем заказывать?

— Ничего, — ответил я. — Извините.

И повесил трубку. Но перед этим успел расслышать начало фразы «ну и на фига ты звонишь тогда». Мне стало как-то неудобно, но с этим ощущением я быстро справился, нечаянно больно ушибившись о дверной косяк мизинцем на ноге. Меня слегка пошатывало. Похоже, настойка оказалась крепче, чем я предполагал, хотя я при этом не чувствовал себя пьяным. Странно, обычно с одного бокала, даже большого, так не кроет, хотя, это, наверно, из-за того, что я принял на голодный желудок.

Поскольку я недавно замочил одежду, в которой я только что был на улице, а скоро, как я предполагал, мне снова понадобится выйти на свет божий, я решил, что уж лучше я буду ходить в слегка попахивающей, но с виду чистой одежде, чем в окровавленных лохмотьях. Знаете ли, народ меньше косится. Хотя, какой народ в такую погоду? Я вышел на промёрзший и наполовину занесённый снегом балкон и подошёл к висевшей на верёвке верхней одежде, которую повесил туда, кажется, вчера. Или позавчера? Чёрт, уже не помню. В любом случае, она хоть и проморожена, но внешне выглядит куда лучше.