Николай Айдарин - Метель в преисподней

Лицо Инессы на миг напряглось, и я неожиданно ощутил, что хватка одержимого пацана несколько ослабла. Скосив глаза, я увидел, что тот потихоньку начинает приходить в себя, что он разжимает свои руки и начинает отползать от меня. Пуля начинает действовать, вгрызаясь в её больной мозг всё глубже и глубже. С ужасом для себя вынужден признать, что мне не мешало бы выстрелить ей в голову ещё раз, произвести контрольный выстрел. Может, это не просто так требовалось по две пули на каждого одержимого, а?

— Штурвал выскальзывает из рук? — насмешливо спросил я её.

Это её только обозлило. Она отпихнула почти пришедшего в себя мальчика и, самостоятельно схватив мою руку, второй рукой взялась за валяющийся у меня под боком костыль. После этого она сжала его так сильно, что я услышал, как металл в костыле болезненно смялся и сплющился в её ладони, но она продолжала давить и давить до тех пор, пока бедный костыль не разорвало пополам. Силища в руках Инессы была чудовищная.

Я неожиданно сообразил, что я могу шевелить освободившейся ногой, но она тут же это заметила и, перехватив мою ногу уже в воздухе, сломала мне бедренную кость возле колена. Я закричал, но, как оказалось, это было только началом. Инесса забила на мою руку, приблизилась к животу с острым обломком костыля в руках и, разъединив молнию на замке моей куртки, порвала посередине джемпер и рубашку, после чего быстро прицелилась и весьма аккуратно и метко вонзила в меня чёртов костыль. Всё, что я называл сильнейшей болью до этого — всё чушь и чепуха по сравнению с этим . Поверь, ни с чем нельзя сравнить ощущение, когда тебе заживо вспарывают живот не очень-то и острым предметом совершенно другого назначения. Я кричал, я бился в истерике, я пытался вырваться, я бил её свободной рукой. Всё было бесполезно.

Она смеялась, наблюдая за моими мучениями, а когда я уставал кричать и затихал, она сдвигала торчащий из моего живота костыль на сантиметр в сторону, и я начинал кричать снова, уже куда громче, чем в прошлый раз. Моя кровь залила весь пол, я скользил по паркету как по льду, но вырваться не мог. В конце концов, даже последний одержимый, дочь Инессы, тоже начал приходить в себя, но тогда Инесса последним усилием воли вывела их куда-то из комнаты, и мы остались наедине.

Мой враг попытался гордо выпрямиться, но у неё ничего не вышло, и она обессиленно плюхнулась на задницу рядом с хнычущим мной.

— Что… — она тяжело дышала, и слова вылетали из её поганого рта всё с большим напряжением. — Уже не так… смешно, да, сыскарь? Подожди пока умирать, я ещё с тобой не закончила.

Силы покидали нас обоих, и неизвестно было, кто из нас двоих сдохнет быстрее. Я было понадеялся пережить её хотя бы на пару минут, но Инесса не желала сдаваться просто так, оставляя меня истекать кровью. Она подползла к моему лицу, затем села мне на грудь и зажала мою голову у себя между ног таким образом, чтобы я мог смотреть только вверх.

— Так, что это… у нас здесь? — спросила она, склонившись надо мной.

Едва она наклонила голову вперёд, как из её раны на лбу кровь хлынула прямо на меня. Меня затошнило, а больше уже не целые внутренности в предсмертной агонии скрутило в тугой канат.

— Глазик! — радостно, но, тем не менее, очень слабо и тихо воскликнула Инесса.

И, засунув три грязных, мокрых от моей же крови и мочи, пальца мне в глазницу, сжала их и резко потянула на себя.

В это время я смог в отчаянном усилии нащупать валяющийся рядом пистолет, поднять его и поднести его к её виску.

Она вырвала мне левый глаз, и я одновременно нажал на спуск.

А потом потерял сознание.

Пробуждение оказалось мучительным. Левого глаза у меня уже не было, всё лицо и волосы оказались залиты кровью, которая, к тому же, залепила нос и проникла в рот, вызвав у меня рвотный рефлекс. Но боли я не чувствовал.

Мне не больно — это ведь хорошо, да? Это значит, что мои раны не так уж и страшны, значит, что я поправлюсь, причём очень скоро, ведь так? Тогда почему здесь так холодно?

Инесса зависла надо мной в смутном облаке сизого дыма, вырвавшегося из моего пистолета. Я отключился всего на мгновение, но всё же вырубился, а это очень тревожный признак. Я потерял чертовски много крови, и теперь мне грозила смерть. Гибель витала в воздухе, я вдыхал её через рот, я видел её в воздухе, я ощущал её истерзанной печёнкой.

Вторая пуля прошла на вылет, забрызгав мозгами потолок надо мной, но Инесса не желала так просто умирать. Она намеревалась забрать меня с собой, и её руки уже в последнем предсмертном усилии тянулись к страшной ране на моём животе. Я выстрелил в третий раз, но моя рука уже обессиленно упала на пол, и я даже не увидел, куда ушла третья пуля. Поразительно: стоило мне всего один раз нажать на спусковой крючок, сломав психологический барьер, как второй и третий разы дались уже куда легче, чем я ожидал. Быть может, всё это было оттого, что я находился в шоковом состоянии, и моей жизни приходил конец. А быть может, это случилось потому, что я действительно был никем иным, как лицемером, отгораживающимся от других и пытавшимся выставить себя в лучшем свете, свете гуманизма, и вся эта хрень про то, что я боялся запачкать руки, не оказалась чушью. Не знаю.

— Не трогай меня! — выдохнул я, пытаясь отползти от Инессы.

Миллиметр за миллиметром, но я отодвигался от нее, в то время как она заваливалась на меня, пытаясь дотянуться до моего живота, но я прекрасно видел, что я не успеваю. Шевелить я мог только одной ногой, но та беспомощно скользила по полу, а руками я не мог ни за что зацепиться. Решение пришло неожиданно — телекинез. Один раз я уже смог его вызвать сознательно, без помощи RD, значит, смогу и во второй раз, ведь, в конце концов, сейчас для меня нет ничего важнее сохранения тех нескольких минут, что мне остались. Сконцентрироваться получилось без проблем, я мгновенно ощутил почти невесомое её тело и тут же оттолкнул её от себя. Я жаждал этого, и именно поэтому телекинез сработал в этот раз.

Инессу впечатало в стену, та провисела пару секунд на ней, а потом с противным чавканьем отлепилась от неё и рухнула на пол, уже больше не поднявшись; на стене остался чёткий отпечаток её силуэта в виде мелких трещин и красных подтёков, словно кто-то размазал по стене здоровенного комара.

И всё стихло. Я слышал только собственное тяжелевшее дыхание, слышал, как замедляется мой пульс, слышал, как завывает метель за окном, слышал, как где-то скрипит несмазанными петлями дверь, и кто-то стучит тяжёлыми ботинками по полу.

Рипперы! Вселенское проклятье, убийство Инессы не сработало! Да что же их тогда остановит — несколько килотонн тротила в каждую глотку? Так легко я не сдамся!