Сергей Че - На закат от Мангазеи [СИ]

— Ага! — заорал воевода. — Сбежала! Ты видел? — он обернулся к Макарину. — Она сиганула поджав хвост, как трусливая шавка.

Но Макарин уже понял, что чудище сбежало не от выстрела.

Из леса молча, не спеша, плотной цепью показалось конное войско.

Их было много, наверно несколько десятков. Маленькие лохматые лошадки несли на себе темнолицых воинов в пластинчатых доспехах. Круглые татарские шлемы были разукрашены перьями и рогами. За спинами нескольких из них были прикреплены древки с выкрашенными в черный цвет конскими хвостами.

Всадники не останавливаясь потекли вперед, объезжая неподвижно стоящую на том же месте девку, и даже, кажется, не глядя на нее. За ними из леса выдвинулись лучники. И только тогда воевода отошел от оцепенения.

— Канасгеты. Обратно в крепость, живо.

И, пригибаясь, стал отходить назад.

— А Иринья?

— Не думаю, что мы о ней сейчас должны беспокоиться.

Со стороны канасгетского отряда донеслась отрывистая команда, и Макарин услышал скрип множества натягивающихся луков.

— Бегом! — заорал воевода и бросился к зияющему невдалеке ходу.

Десятки стрел затмили небо, и последнее, что увидел падающий Макарин, были длинные черные корабли, медленно приближающиеся по реке к городищу.

— Ну что, дьяк, узнал ли чего об этих местах? Понял ли ты их? Вывезла тебя твоя кривая? Или так и блуждаешь в потемках, словно только приехал?

Зверолов выглядел также, как и неделю назад, на корабле. Тот же жилистый плечистый бородач в толстой сермяге с внимательными глазами опытного охотника и улыбкой батюшки из далекой бедной деревни.

— Скорее плыву по течению, — ответил Макарин. — Эти места подбрасывают мне загадки, а я пытаюсь их разгадать. И погружаюсь все глубже. И вижу, как растворяется вокруг меня реальность.

— Так всегда бывает, когда приходишь на новые земли, населенные чужими людьми и чужими богами.

— Бог один.

— Конечно, — согласился зверолов и исчез в нахлынувшем белом мареве.

Макарин открыл глаза, с трудом разлепив веки.

Он лежал на ворохе мягких шкур и смотрел в чистое голубое небо. Сквозь звон в ушах и пульсирующую боль в затылке был слышен мерный плеск волн и скрип уключин.

— Очнулся? — послышался голос воеводы. — Я думал, ты до ночи бредить будешь. Все бормотал и бормотал с кем-то без остановки. С женой что ли?

— С видениями. Где мы?

— В плену, дьяк, — сказал Кокарев. — Меня в ногу подстрелили. А в твою голову охотничья стрела угодила, прямо в темя. Такая, с набалдашником вместо острия, на мелкого зверя. Видать, кто-то перепутал, когда колчан снаряжал. Если б не это, мы бы с тобой не разговаривали.

— Канасгеты?

— Они. Народ Проточной Воды. Или Настоящие Люди, как они себя называют. Впрочем, тут каждое племя называет себя настоящими людьми. Всем остальным они в такой чести отказывают.

Макарин с трудом сел, еле справляясь с головокружением.

Канасгетская лодья шла на веслах, с убранным парусом. Длинная, из проконопаченных до черноты досок и такая узкая, что между рядами гребцов почти не было прохода. По обеим берегам неширокой реки тянулся высокий лес, иногда он уступал место песчаным отмелям. С правой стороны лес был светлым, березовым, редким, так что лучи солнца пробивали его насквозь, вплоть до холмистой травяной зелени. С левой, восходной, высились темные ели и лиственницы. Их густые лапы сплетались сверху донизу, не оставляя свободного места. Иногда стройные, будто корабельные мачты, деревья сменялись непроходимым мрачным буреломом, и тогда Макарин понимал, что совсем рядом с рекой проходит граница Чернолесья.

Они сидели на корме, где вдоль бортов стояли обитые медью черные ящики, а все пространство между ними занимали наваленные в два слоя оленьи шкуры. Кроме Макарина и воеводы здесь был только один стражник в надраенном до блеска кожаном доспехе с разноцветными перьями по бокам. Канасгет сидел по-татарски, скрестив ноги, и не сводил с пленников узких черных глаз. Его грязные длинные волосы были заплетены в две косички и украшены лентами. Рядом лежал лук с уже натянутой тетивой и деревянный колчан со стрелами.

— Всю дорогу молчит, — сообщил воевода. — Ни слова по-нашему не разумеет.

— Они знают кто мы такие?

— Конечно. Главные в отряде вполне сносно по-нашему говорили. Я им сообщил. А то хотели головы рубить. Теперь будут торговаться. Воевода и царский дьяк дорого стоят. Обыскали, но только оружие и забрали. Даже пойло мое не тронули, — он потряс фляжкой, которую все время вертел в руках. Макарин услышал глухое бульканье.

— Куда нас везут?

— Кто его знает. Обычно дикари пленников по своим лесным городкам держат. Но что на этот раз задумали, неизвестно.

— А где Иринья?

— Ее тоже вместе с нами прихватили. Принесли без чувств и бросили вон под тем навесом.

Воевода указал на крытый берестой шалаш, который занимал почти весь нос лодьи.

— Знал бы, чем дело кончится, — сказал он, — никогда бы за этой курицей не побежал. Прямо наваждение какое-то нашло. Если б сам не видел, как канасгеты ее связали, был бы уверен, что она с ними заодно.

— Скорее она заодно с тем чудищем из леса, — сказал Макарин.

— С каким еще чудищем?

Макарин посмотрел на воеводу, но тот явно не шутил.

— Когда мы вылезли из подземного хода, — напомнил он, — перед девкой стояло чудовище, черное, огромное. Ты в него выстрелил. И оно убежало.

Кокарев заливисто рассмеялся.

— Да это медведица была, дьяк! Обыкновенная местная медведица. Вылезла из леса, увидела девку и со страху встала на задние лапы. И стрелял я не в нее, а в воздух. Из самопала медведя не завалишь, только разозлить можно.

Макарин помолчал, пытаясь в подробностях вспомнить зверя на опушке.

— Нет, воевода. Медведей я за свою жизнь много видел. Не думаю, что местные медведи сильно отличаются от наших. Это был не медведь.

— Ну, значит шубинский самоед тебя каким-нибудь мухоморами накормил или смесью какой в нос дунул, они это могут. После них не только медведи чудовищами покажутся.

Макарин вспомнил сонный порошок Хадри и ничего не сказал.

— Все это неважно, — продолжил воевода. — Тебе надо хорошо отоспаться, мозги проветрить. А меня больше мои казачки волнуют. Их всего два десятка, а у канасгетов две сотни, да еще в ушедшем из городища разбойном отряде невесть сколько. Удержать крепость конечно даже так можно. Но если среди моих людей действительно есть предатель… — он покачал головой. — В любом случае, погибнет немало. А сейчас каждый человек будет на вес золота. Я плохо понимаю канасгетское наречие, у дикарей что ни деревня, то другой язык, но судя по тому, что я слышал, их войско намерено идти дальше на север. А на север отсюда только немногочисленные самоедские стойбища. А за ними — Мангазея. Нас ждут трудные времена. Не понимаю, что они все к нам из своей тайги прутся. Ярганы, теперь канасгеты. Словно медом намазано. Пустошь же. Холодно. Ни еды, ни добычи толковой. Разве что действительно на Мангазею позарились…